Вверх страницы
Вниз страницы

Loveless forever...

Объявление


[Друзья]


[Игрок месяца]


[Новости]

Добро пожаловать на ролевую по мотивам манги и аниме LOVELESS.
Регистрация новых пользователей отключена. Возможность оставлять сообщения в темах - закрыта. ЛС по-прежнему работает, как и поиски, и чтение тем.

Рейтинг Ролевых Ресурсов



Волшебный рейтинг игровых сайтов Поддержать форум на Forum-top.ru
[Конкурсы]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Loveless forever... » Аниме, манга, фанфики » All The Islands .


All The Islands .

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Я не особый любитель яоя и это говорит тот человек, который сидит на форуме по мотивам Лавлес о.о, но этот фанфик мне до ужаса понравился. Насилие, кровь, нэ-сэ 17, но сам сюжет, детали, описания, да и вообще... Проникся до глубины души. Всем рекомендую прочесть. Сам перечитывал раз пять, наверное.

All The Islands.
Автор: Ки-чен (ki-chen@yandex.ru)
Бета: M.Slade
Фандом: Yami No Matsuei
Пейринг: Мураки/Ория
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst, romance
Summary: "...Я, кажется, говорил, что никогда не убиваю ради удовольствия? Так вот... Я солгал". (с) Мураки Кадзутака
Предупреждение: насилие, нецензурные выражения и много крови. "Все, что вы всегда хотели узнать о внутреннем мире психопата, но боялись спросить". (с) почти Вуди Аллен.

0

2

ОСАКА

Многие люди, когда им нужно сосредоточиться и ничего не забыть, составляют списки. Можно сказать, я занят тем же самым. Не вижу в этом ничего предосудительного.

Когда мне нужно о чем-то подумать и принять решение, я пишу.

Пишу красным - на белом.

Любая белая поверхность пленяет меня. Завораживает своей чистотой, хрупкостью нетронутой целостности, которую так легко нарушить. Свежевыпавший снег на равнине, лист бумаги, фарфор, человеческая кожа, - все они одинаково прекрасны.

Правда, белизна слишком уязвима. Одна точка, одна отметина - и все. Равновесие утрачено безвозвратно.

Но зато... взамен может прийти понимание.

* * *

Женщина выходит из душа и останавливается посреди комнаты, растерянно ища меня взглядом. Белое махровое полотенце на бедрах. Рыжие волосы до плеч. Капельки воды на матовой коже.

Я смотрю, как они испаряются.

Мне она нужна совершенно сухой.

Смотрит. Улыбается призывно.

- Ну, чего ты ждешь? Иди ко мне!

Хорошая фигура. Плоский живот, узкие бедра, маленькая грудь. Вообще-то, я не люблю женскую плоть: она мне кажется слишком мягкой. Но эта - ничего. Подойдет. Мне нравится, что у нее совсем нет волосков на коже, никаких шрамов и мало родинок. И никакого загара. Я ненавижу загар.

С улыбкой подхожу ближе, протягиваю стакан:

- За нашу встречу!

Берет мартини, тянется меня поцеловать. Отступаю и салютую ей бокалом:

- Сперва выпей.

Улыбается. Пьет. Делает шаг ко мне.

- Какой же ты красивый... Разденешься?

Фторотан растворяется в пропорции 1:400. Ощутить его на вкус невозможно.

Я снимаю пиджак.

- Ты думаешь, это необходимо?

- А разве нет?

Она подходит ближе, приникает ко мне всем телом, жмурится в предвкушении...

Если дозировка верна, наркотик подействует в течение трех минут.

- Не закрывай глаза!

- А?

- Я говорю: не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты на меня смотрела.

Улыбается. Прижимается к моему рту влажными губами.

Две минуты сорок секунд.

Целуемся.

Я веду обратный отсчет про себя, прислушиваясь к ее дыханию. Сперва участившееся от возбуждения, оно понемногу замедляется.

- Не закрывай глаза, я сказал! - В такой момент главное проявить жесткость.

Взгляд уже слегка расфокусирован, зрачки расширены. Хорошо.

Одна минута пятнадцать.

Мы целуемся опять.

Я ненавижу поцелуи. Ненавижу ощущение чужого языка у себя во рту. Ненавижу эту настырность, скользкую бесцеремонность отростка чужой плоти. Ненавижу вкус чужой слюны.

Сорок пять секунд.

Она понемногу начинает обмякать, виснет у меня на плечах. Я поддерживаю ее за поясницу.

- Смотри на меня!

- А...

- Смотри. На. Меня.

- Что... со мной... такое?.. Голова...

Я глажу ее по щеке.

- Ничего. Это действует фторотан.

- Что?!..

Терпеливым тоном преподавателя на лекции поясняю:

- Фторотан. Химическое наименование 1,1,1,-трифтор-2-хлор-2-бромэтан. Вдвое сильнее хлороформа, и в семь раз - эфира. Отключает сознание, затем наступает наркоз без периода возбуждения, с миорелаксацией и угнетением спинномозговых рефлексов...

На середине она засыпает. Интересно, это подействовал наркотик, или мой голос?..

Не имеет значения. Главное, что глаза остались открыты.

* * *

Я не люблю убивать.

Это очень важно. И если бы был кто-то, имеющий право требовать от меня отчета... и если бы я снизошел до объяснений... я бы именно так и сказал.

Я не люблю убивать. Я делаю это только по необходимости.

Когда мне нужно что-то получить. Или - подумать и принять решение.

Другие люди для этого составляют списки. Чертят на бумаге бессмысленные схемы. Малюют рожицы или геометрические узоры.

Не вижу никакой разницы.

Я не люблю убивать, и если бы можно было без этого обойтись - я бы этого не делал. И я никогда не причиняю боли без нужды.

* * *

Вид белоснежного тела на кушетке вызывает чувство предвкушения и одновременно - страх. Содрогание творца перед чистым холстом... Можно ли уподобить скальпель - кисти?

Я подхватываю безвольно свисающую руку, щупаю запястье. Пульс слабый, нитевидный. Если не подать сейчас газообразную смесь фторотана с закисью азота, моя муза начнет выходить из-под наркоза минут через пятнадцать. У меня имеется все необходимое, но сегодня в специальной аппаратуре нет нужды. Через пятнадцать минут это тело уже само не захочет просыпаться.

Я перенес ее в свою «комнату для медитаций», - было бы неприятно запачкать ковер или обивку в гостиной. Здесь белоснежный кафель сияет мириадами отражений флуоресцентных ламп. Мертвенный бестеневой свет.

Когда я поднимаю скальпель, мое лицо на миг отражается в нем. Белые волосы. Губы, такие же узкие, как это лезвие у меня в руке. Я слегка поворачиваю его, чтобы поймать отражение глаз...

Хорошо.

Теперь я спокоен. Можно начинать.

Ее рука лежит в моей ладони так нежно, так доверчиво... Я прослеживаю взглядом бег синих жилок, выделяющиеся костяшки...

Да...

Три надреза, почти молниеносно. По тыльной стороне кисти, от запястья до места соединения пальцев. Неглубокие. Я лишь надсекаю кожу. Белая рука становится похожа на диковинный, готовый раскрыться бутон с проглядывающими алыми лепестками.

Полоски крови набухают медленно, вздуваясь темно-красными рубчиками...

Я роняю ее руку, и кровь начинает течь, паутиной опутывая пальцы.

...Кто она была, эта девушка? Я познакомился с ней в баре. Там всегда полно народа, никто ни на кого не смотрит, никто не запоминает лиц. Американцы, европейцы... так похожи друг на друга... Они приходят и уходят, - тасуется потрепанная пестрая колода. Кто заметит, если из нее вытащить одну карту?..

Все эти гайдзины одинаковы. Молодые, хипповатые, с вечными рюкзаками за спиной, с запахом травки в волосах и блуждающим взглядом. Бесцельность своего существования возводящие в культ, бессмысленность - в основание.

Ибица, Пакистан, Гоа, Непал, Япония - их обычный маршрут в поисках просветления.

Если пропадает один из них, можно считать, что он во плоти вознесся на небо. Что ж, эта легенда ничем не хуже любой другой.

Я симметрично надрезаю вторую руку. Под первой - уже красная лужица. Рука отражается в ней, но капли, падающие с мерным, глухим стуком, гонят прочь белую тень.

...Как быть с людьми, которые следят за мной уже третью неделю?..

Да, настало время подумать об этом.

Взмах скальпеля... На предплечье вспухают еще три алых рубца.

Мне нравится, когда кровь струится по рукам так тонко, - словно одевает их в красные кружевные перчатки.

Обхожу кушетку с другой стороны. Для правильных мыслей особенно важна полная симметрия действий...

Я не знаю, кто эти люди. Не полиция. Для этого они слишком скрытны. И слишком настырны. Они наблюдают исподтишка, - но так, что я постоянно чувствую их присутствие. Я знаю: им что-то нужно от меня.

Но что?..

Я начинаю делать надрезы меж ребер.

Здесь уже можно входить поглубже. Скальпель рассекает не только кожу, но и мышечную ткань. Местами проглядывает белизна кости. Стоит двинуться чуть дальше - и можно добраться до пузырящихся черных дрожащих легочных сгустков...

Но торопиться нельзя.

Кровь стекает на пол с обеих сторон, я уже не могу избегать ее, ступаю по лужам и оставляю красные следы. На одежду пока ничего не попало, - я не задел артерии, откуда кровь могла бы хлестнуть фонтаном, - но туфли загублены безвозвратно.

Новые кожаные мокасины от Хельмута Лэнга... Впрочем, они мне все равно никогда не нравились.

Моя жертва бледна уже до синевы. В раскрытых глазах - застывшая мечтательная задумчивость, и ни тени боли. Жизнь покидает свое временное пристанище медленно и без страданий. Как я и обещал.

Время, отведенное на действие наркотика, истекло, но потеря крови настолько велика, что это уже не имеет значения. Даже если бы сюда сейчас ворвалась бригада реаниматологов, сомневаюсь, что они сумели бы хоть чем-то помочь.

...Проклятье, неужели все-таки придется бежать из города? Я вполне обжился в Осаке, чувствовал себя здесь так хорошо... Похоже, я просто обречен на скитания, - вечно гонимый двойник Агасфера... Но если иудей еще хоть поплатился за дело - то меня за что так наказывает судьба?!

Глядя, как стекает на пол кровь, я думаю о своих преследователях, перебирая в памяти все, что мне о них известно, и пытаюсь определить наилучший способ, как провести эту партию.

И только поймав себя на том, что мысленно уже составляю список вещей, которые необходимо взять в поездку (такие прозаичные раздумья я обычно оставляю напоследок: икры и бедра - моя самая нелюбимая часть), - я понимаю, что все давно для себя решил. Пусть побегают за мной немного. Посмотрим, насколько они умны... и насколько сильно я им нужен...

Значит, решено! Можно заканчивать.

Вот только - что-то по-прежнему тревожит меня.

Что-то не связанное с этой слежкой.

Что-то... другое.

И внезапно, прежде чем мысль успевает удержать руку...

Резкий замах... сильный, злой удар... и скальпель втыкается в беззащитно открытую женскую шею. Глубоко, по самую рукоять. От крови ладонь мгновенно становится скользкой и липкой. Я растерянно вытираю ее о рубашку.

Что на меня нашло?

Нервы?..

От внезапного выброса адреналина меня всего трясет и внезапно становится холодно. Неверными руками хватаюсь за край кушетки.

Что со мной?

Вдыхаю поглубже. Раз. Другой... Острый, металлический запах крови. И во рту - тоже вкус крови. И перед глазами - круги.

Я не хотел - вот так. Не понимаю, откуда взялась во мне эта ярость. Я был спокоен... совершенно спокоен...

Но только не сейчас.

Я смотрю на окровавленное тело, с кожей, изрезанной в алые лоскуты. За вторым бокалом пива в баре она доверительно призналась, что приехала в Японию, чтобы «стать другим человеком». Почему-то для нее это было очень важно... Что ж, трудно отрицать, что она и впрямь... изменилась.

Только глаза - такие же пустые и бессмысленные, как при жизни. И тусклые: пересохшая роговая оболочка больше почти не отражает свет.

Сняв окровавленную рубашку, я накрываю мертвое лицо и иду в душ.

Только в дверях вспоминаю, что оставил флэшку в нагрудном кармане.

Не возвращаюсь: это ни к чему. Я все равно не буду перечитывать письмо, записанное там.

Но теперь я хотя бы знаю причину своей злости.

* * *

Хлесткие горячие струи воды бьют по коже, кусают рассерженными осами, и я чувствую, что понемногу согреваюсь. Душ сейчас - это именно то, что нужно. Мысленно планирую, что еще нужно успеть сделать перед выходом из дома.

...И никаких мыслей о письме О-сэй, оставшемся на флэш-карте, в кармане рубашки, на окровавленном трупе, в комнате, куда я больше никогда не войду.

Выхожу из душа и, не вытираясь, встаю почти вплотную к высокому зеркалу. Вода капает с налипших на щеки прядей, стекает по груди, по животу, тонкими ручейками устремляясь к паху. Глаза в глаза с собственным отражением - таким белым, таким неподвижным, - начинаю мастурбировать. Суженные зрачки - точки, проколотые черной иглой... Смотрю, всматриваюсь, не моргая, не отрываясь, почти не замечая того, что делает там, внизу, моя правая рука.

В последнее время я
Сплю среди бела дня.
Видимо смерть моя...

Люблю мастурбировать под эти стихи...

Ритм! Они задают хороший ритм...

Испытывает меня...

Рука ускоряет движение.

Поднося, хоть дышу,
Зеркало мне ко рту...

Чередование ударных и безударных слогов...

Усиление... нажим... расслабление...

Как я переношу...

Анакруза... цезура... и, наконец - рифма...

Небытие на свету...

Жар и холод попеременными волнами прокатываются по коже. В паху нарастает напряжение, как будто меня насквозь проткнула раскаленная проволока.

И - рвется наконец...

Освобождение.

Сперма выстреливает в зеркало.

Еще несколько мгновений задыхающейся неподвижности...

Я снимаю указательным пальцем последнюю капельку с головки члена, задумчиво вытираю ее о губы своего отражения. Целую мутное пятнышко. Отворачиваюсь.

Все, можно уходить.

Осталось сделать совсем немного...

* * *

Не беру с собой почти ничего из одежды. В Токио будет повод обновить гардероб. Удивительно, как мало места занимают действительно необходимые вещи... На заднее сиденье «лексуса» я забрасываю лишь одну сумку, которую в самолете даже не потребуют сдавать в багаж.

Газ в квартире открыт на полную. К тому времени, как его концентрация достигнет критического предела, свеча еще будет гореть. Можно, конечно, остаться и понаблюдать издалека, но я не слишком любопытен, к тому же мне до смерти хочется спать.

...И только сейчас я вдруг понимаю, что на эту ночь оставил себя без крыши над головой.

Застываю в нерешительности... Гостиница?

Нет. Не хочу оставлять слишком явных следов.

Тогда - куда же податься?

Удивительная непредусмотрительность... совсем не в моем духе.

Час ночи. Фонари освещают пустынную улицу. Бьет по глазам неоновая вывеска круглосуточной аптеки. Но чем там могут мне помочь?.. Завожу мотор и еду наугад, не обращая внимания на сигналы светофоров. Двигатель урчит негромко, успокаивающе, в салоне кабриолета пахнет кожей, пластиком и дорожной пылью. На очередном перекрестке сворачиваю наугад, повинуясь стрелке указателя, случайно зацепившей взгляд.

Лишь проехав еще метров двести, понимаю: это был выезд на автостраду, ведущую в Киото.

Мелькает мысль развернуться. В Киото мне абсолютно нечего делать!

Но, с другой стороны... А почему бы и нет? По крайней мере, через час я буду уже в постели. Это все, что меня интересует на данный момент.

Да... и заодно, можно будет спросить у О-сэй: с чего вдруг она так растревожилась за своего хозяина, что ей вздумалось звать на помощь - меня?

Меня... Последнего человека на свете, кто мог бы чем-то помочь Ории Мибу.

0

3

КИОТО

Ворота «Ко Каку Рю» заперты, и это, учитывая поздний час, меня не слишком удивляет. Впрочем, створки распахиваются раньше, чем я успеваю поднять руку, чтобы постучать. Что мне всегда нравилось в этом доме, так это его абсолютная, предсказуемая обустроенность. Вот почему, несмотря ни на что, я время от времени возвращаюсь сюда. Единственное место в мире, где ничто никогда не меняется. Где я всегда желанный гость, и где любая моя прихоть будет исполнена без суеты и лишних вопросов.

Прохожу в полутемный зал и сажусь, зная, что ровно через тридцать секунд мне принесут горячие влажные салфетки, чтобы вытереть лицо и руки, минуту спустя подадут зеленый чай... А еще через минуту сюда ворвется Ория, взволнованный, со своей всегдашней радостно-застенчивой улыбкой и взглядом, полным надежды.

Заранее смиряюсь с неизбежным. За чай и постель я готов сейчас вытерпеть все, что угодно.

Хорошо, что еще остались такие места, где ничто никогда не меняется...

...Я уже допиваю первую чашку, когда вдруг осознаю неладное.

Ну? И где его носит?

Не то чтобы я ждал встречи с Орией, - но...

На взмах руки поспешно, сгибаясь в поклоне, подбегает заспанный официант, подававший мне чай.

- Мураки-сан желает что-то еще? Вас проводить в гостевой флигель?

Никогда прежде не видел этого парня, - но он, похоже, прекрасно осведомлен, кто я такой.

- Где хозяин? - спрашиваю я, подсознательно готовый услышать в ответ: «Его сегодня не будет». Досадно, конечно, но какая разница? Завтра утром я все равно уеду...

Однако ответ оказывается полной неожиданностью:

- Мибу-сан у себя, Мураки-сан. Он просил передать, чтобы вы располагались и чувствовали себя как дома. Завтра утром он будет рад встретиться с вами.

Что? Я ослышался? Или чего-то не понял? Или эти идиоты не сказали Ории, КТО приехал?..

Я отставляю чашку в сторону и встаю.

- Мураки-сан!.. - несется мне вслед. Я не оборачиваюсь.

...Этот дом знаком мне, как мой собственный, - если бы только у меня был собственный дом. В темноте я прохожу на галерею, огибаю ресторан и выхожу в сад, а оттуда, коротким путем, мимо чайного павильона - к жилым флигелям.

Приоткрытые сёдзи, забранные рисовой бумагой, мягко светятся в ночи; из щели на темную террасу стекает полоса желтого света.

И еще одна странность. Я даже замираю на полушаге...

Музыка.

Ория никогда не слушал западную музыку, но это... Да, это Doors, People Are Strange, с альбома Strange Days, 1967 года. У меня абсолютная память на даты, названия, цифры.

Только это ровным счетом ничего не объясняет...

Я толкаю вбок створку сёдзи, подспудно готовый к чему угодно. Может, он не один?

Что, черт возьми, тут происходит?!..

...Ничего.

Абсолютно.

Ория сидит спиной ко входу; заслышав шум снаружи - оборачивается. В комнате, насколько я ее помню, ничего не изменилось. Узкий футон с деревянным подголовником стоит на прежнем месте. Гравюра Хокусая - на стене слева, и под ней, в нише-токонома - букет осенних хризантем. Горьковатый запах смешивается со смолистым дымком тлеющих в хибати угольев.

Только почему у меня такое чувство, будто я ошибся дверью? Или даже домом?..

- Мураки-сан... - Он встает мне навстречу. Безупречно одетый, несмотря на поздний час, - в темно-синих хакама и серой безрукавке-катагину поверх белоснежного косодэ. - У тебя что-то случилось?

- Случилось? С чего ты взял?

Я чувствую, как нарастает раздражение. Я устал, это была трудная ночь... Почему он не может, как обычно, броситься ко мне, просто сказать, что ждал меня... чтобы я мог отмахнуться с привычной досадой, - и наконец спокойно пойти спать, зная, что мир вернулся на круги своя и опять стал прежним...

- Не знаю. - Он пожимает плечами. - Если ты явился сюда среди ночи - наверное, тебе что-то нужно? Тогда скажи, что. Мой дом в твоем распоряжении... как и всегда.

Он безупречно вежлив. И так же безупречно демонстрирует, что я ему мешаю.

Я замечаю чистый лист бумаги, тушечницу и кисть на низеньком столике у него за спиной. Что Ория Мибу может писать посреди ночи?..

Не дождавшись приглашения, усаживаюсь на татами.

- Приятно, что ты так рад меня видеть, Ори.

- Приятно, что ты счел возможным меня навестить, - отвечает он в тон.

Будь ты неладен!

Смотрю на него молча. Пытаюсь понять.

Пытаюсь понять, что мешает мне немедленно встать и уйти прочь. Я же хотел спать, черт возьми!

- Ори, О-сэй написала мне... По ее словам, тебе нужна помощь... - Это вырывается помимо воли. Ну, что ж... Наверное, действительно, лучше сразу выяснить все начистоту, открытым текстом. - Так в чем дело? Тебе угрожают? У тебя неприятности?

Не могу себе представить, чтобы это было правдой. Ория не первый год владеет рестораном; у него обедают, решают закулисные дела, снимают девочек и покупают наркоту все местные воротилы, от политиков и бизнесменов до киотоских якудза. При всей изысканной внешности и утонченных манерах, у него хватка голодного волка и полное отсутствие страха перед кем бы то ни было. Любые проблемы он решает с той же изящной небрежностью, как разливает чай.

Единственный, кто может вывести его из равновесия, заставить проявить слабость - это...

Ну, да, это я...

Но только не теперь. Теперь Ория, похоже, решил явить моему взору тот же безупречно-непроницаемый фасад, что и всему остальному миру. И я... я чувствую досаду, как будто меня обманом лишили чего-то очень важного, принадлежащего мне одному.

Я не люблю, когда меня пытаются чего-то лишить.

Такого я не прощаю.

- Ори, ты мне скажешь, наконец, в чем дело?

Он качает головой.

- Ни в чем. О-сэй что-то напутала. Ты же видишь - все в порядке.

Однако он отводит глаза.

И тут я кое-что вспоминаю... Два месяца назад. Зашифрованное письмо Ории с просьбой о встрече. Я целый день прождал его тогда в Наре, - но он так и не появился. Занятый своими делами, я напрочь забыл об этом... Хотя, кажется, в тот момент был очень зол.

И сейчас искра той давней злости вновь вспыхивает где-то глубоко внутри.

Я поднимаюсь с места.

- Мибу-сан, у меня нет ни времени, ни сил, чтобы играть в твои игры. Ты хотел меня видеть - вот он я, перед тобой. Завтра я уеду. Так что, ради всего святого, хватит изображать ледяную принцессу, и веди себя нормально!..

Меня раздражают любые неясности. Прежде, все чувства и мысли Ории я читал, как раскрытую книгу, - у него не было от меня никаких тайн. Я знал, как заставить его сделать то, что мне нужно. Знал, какую струнку зацепить и на чем сыграть.

А теперь книга захлопнулась. Передо мной одна лишь обложка - с названием на незнакомом языке.

Я даже не могу понять, в чем причина его холодности. Обида? Или тут нечто иное? Пожалуй, впервые за все время Ории удалось меня заинтриговать... Но долго он так все равно не выдержит! В этом я уверен.

Я мешкаю в дверях, чтобы дать ему возможность броситься за мной следом.

...И, не дождавшись, наконец, оборачиваюсь.

Он опять сидит ко мне спиной, за своим проклятым столиком, и растирает в тушечнице сухие чернила. Затем, словно спохватившись, поворачивает голову.

- Мураки-сан... Я, конечно, рад, что ты приехал... но... С чего ты взял, что я хотел тебя видеть?

* * *

Я плохо сплю этой ночью. Я зол на себя и на Орию. Такой злости я не помню уже давно. Если бы не усталость, я бы уехал немедленно, не дожидаясь утра...

Но меня хватает только на то, чтобы добраться до гостевого павильона и, раздевшись, повалиться на футон.

Ряды кукол являются мне во сне. Бесконечные ряды, из моих детских, давно позабытых кошмаров. Куклы с одинаковыми белыми фарфоровыми лицами и тусклыми черными глазами.

И у одной из этих кукол - лицо Ории Мибу.

* * *

Просыпаюсь еще более усталым и раздраженным, чем лег - если такое вообще возможно. Ории нигде не видно, - похоже, он старательно избегает меня; и это - еще одна досаждающая странность. В прежние времена, как бы сильно мы с ним ни поругались накануне, он всегда являлся с утра, пытаясь загладить свою вину и заставить меня сменить гнев на милость.

Однажды я вообще застал его у себя в комнате при пробуждении: он сидел и молча смотрел на меня. Просидел так всю ночь...

Собственно, после этого я и уехал. Это было уже чересчур.

Но сегодня у Ории, похоже, обнаруживается удивительный дар ускользать при моем приближении. Я обхожу весь дом. Тщетно. Наконец, из кабинета до меня доносится холодный, отрывистый голос. Слов не разобрать, но, похоже, он отчитывает кого-то...

Однако когда я появляюсь в комнате, то застаю там одну лишь О-сэй.

Что ж, и это неплохо... Без обиняков перехожу к делу.

- О-сэй, я хотел поговорить с тобой. Что это было за нелепое письмо? Откуда ты вообще взяла мой адрес?

Вся ледяная ярость последних часов комом подступает к горлу. Я на взводе. Терпение на пределе. И домоправительница чувствует это. Она всегда боялась меня пуще смерти, но сейчас вид у нее такой, будто ее заживо рвут на части.

- Мураки-сан... простите... я не должна... Адрес был в компьютере хозяина... простите...

Она пытается юркнуть к выходу, но я преграждаю ей путь.

- Что у вас здесь происходит, О-сэй? Отвечай. Живо!

Испуганно трясет головой.

- Мураки-сан! Прошу вас! Хозяин запретил мне разговаривать с вами. Он сказал, если я скажу хоть слово - он меня убьет!

И что? По ее мнению, это должно меня тронуть?

Я стискиваю плечи домоправительницы, находя болевые точки. Она корчится. Лицо обмякает, как мокрая тряпка.

- Мураки-сан...

Я не идиот. И не люблю, когда другие считают меня идиотом.

- Два вопроса, О-сэй. Два вопроса - и ты свободна.

Всегда нужно обещать людям нечто такое, перед чем они не могут устоять. Это - и добрая порция страха... Безотказное сочетание.

- Да, Мураки-сан...

Вот так-то лучше. Я сильнее стискиваю костлявые плечи - просто потому что сейчас мне хочется причинить кому-то боль. Пусть даже этой старой уродливой дуре.

- У Ории кто-то есть, О-сэй? Кто? Он? Она? Кто?

По тому, как начинает трястись О-сэй, я понимаю, что попал в цель. Испытываю при этом странное чувство.

Я никогда не ревновал Орию, - с какой стати?! Как можно ревновать того, к кому ничего не чувствуешь? Но он был... моим. Он принадлежал мне, и я знал каждый его вздох, каждую мысль в его красивой голове. А теперь - я хочу знать, кто посмел украсть мою собственность!

Я наклоняюсь к самому лицу женщины:

- Кто, О-сэй?

Страх перед хозяином отступает перед тем ужасом, что внушаю ей я.

- Какой-то парень, Мураки-сан. Он провел у нас три дня, в начале осени. Я ничего о нем не знаю. Ни кто он, ни откуда взялся. Жил здесь три дня - и исчез. И с этого времени... хозяин стал сам на себя не похож... Больше я ничего не знаю, клянусь!

Похоже, не врет. Я могу отличить, когда люди говорят мне правду. На дне той пропасти, куда погружает их страх, никакие увертки и ложь не могут существовать...

Я улыбаюсь.

- Отлично, О-сэй. Вот видишь, как у нас все хорошо получается. А теперь - второй вопрос...

- Но, Мураки-сан, я же говорю, что больше ничего не знаю! Честное слово!..

Не слушая ее, продолжаю:

- Второй вопрос, О-сэй. Куда он дел свою катану?

Я заметил это утром, когда бродил по дому. Опустевшая подставка в тренировочной комнате. Я только заглянул туда - и ощутил мертвенный холод. У меня не возникло даже мысли, что Ория мог взять меч для занятий, или, скажем, отдать его в починку... Нет. Комната казалась такой... осиротелой... что я сразу понял: катаны у Ории больше нет.

Его любимая катана, выкованная самим Хаттори Ханзо.

В это невозможно поверить.

...О-сэй стонет от боли. Я наклоняюсь, заглядывая ей в глаза, где плещется безумие. Приятное зрелище... Мне становится чуть полегче...

Но ненадолго. Голос из коридора прерывает нашу идиллию:

- Мураки-сан, отпусти эту несчастную женщину. Она ничего не знает. Если у тебя есть вопросы - почему ты не пришел с ними ко мне?

От неожиданности я разжимаю руки. Мгновенно воспользовавшись этим, О-сэй сбегает с жалобным писком, как мышь, чудом вырвавшаяся из когтей кошки.

Только сейчас до меня доходит, что я, пусть и невольно, подчинился приказу Ории.

Несколько мгновений мы меряемся взглядами. Кажется, никто не уступит, - и мы так и простоим тут, до самого края вечности...

Но неожиданно Ория пожимает плечами - и отводит глаза. Странно, но эта маленькая победа не доставляет мне ожидаемого удовольствия. Я не пересилил его. Он просто не пожелал со мной сражаться.

- Чего ты от нее хотел, Кадзу?

Будь я проклят, если позволю ему заметить мою растерянность.

Мой голос - холоднее ледников в Гималаях.

- Я хотел выяснить, что тут происходит.

Его голос - ничуть не теплее.

- Выяснил?

- Похоже, да. Так где твоя катана, Ори?

- Какое тебе дело? Ее больше нет. Она... умерла.

Разворачивается и уходит, так стремительно, словно спасается от смертельной опасности.

Впервые за все время я уловил в его словах призрак искреннего чувства. В этих двух последних словах...

И черт бы меня побрал, если я знаю, что все это может означать!

* * *

Я сторонник спонтанных решений. Они не всегда могут оказаться наилучшими - скорее, наоборот, - зато привносят в жизнь разнообразие.

Оставшись один в кабинете, роюсь в бумагах Ории, - как хорошо, что он ничего не прячет! - нахожу его паспорт и запечатываю в конверт вместе со своим, пишу сопроводительную записку для Ацуги, в Токио. Затем выхожу - и вручаю письмо привратнику у ворот.

Тот кланяется и обещает вызвать курьера немедленно.

Вот и хорошо. Хоть кто-то еще в этом доме готов делать то, чего я хочу.

...А теперь, Ори, посмотрим, насколько хватит твоей хваленой невозмутимости!

После завтрака я следую за ним повсюду, неотступно, - без всяких объяснений. Стою в дверях, когда он отчитывает за что-то поваров. Усаживаюсь рядом, когда договаривается с поставщиками свежей рыбы. Молча жду, когда он соизволит закончить неимоверно интересную телефонную беседу с клиентом о заказе столика...

Мне интересно понаблюдать за ним. Я хочу кое-что для себя уяснить.

Потратив на это два драгоценных часа своей жизни, я понимаю, что вчера ошибался.

Дело не в том, что мой бывший любовник переменился по отношению ко мне.

В нем самом что-то изменилось. Прежний Ория улыбался. У этого - губы застывшие, будто занемели на холоде, а глаза блестят не ярче, чем у той девушки, которую я оставил вчера в своей квартире, в луже крови. Прежний Ория весь светился сдержанной, искрящейся силой. Этот - функционален, как хорошо отлаженный аппарат. И в нем столько же жизни, как... в кофеварке.

Он даже двигаться стал иначе. Я больше не замечаю в нем прежней гибкой пластики, хищной грации фехтовальщика. Он ведет себя, как смертельно уставший человек, которому каждое сокращение мускулов дается ценой неимоверных усилий.

Теперь я лучше понимаю, что имела в виду О-сэй.

Теперь я точно знаю, что принял верное решение.

* * *

Ория наконец кладет трубку. На кухне у поваров играет радио. Передают последние известия. Ужасный пожар в Осаке. Взрывом газа разнесло несколько квартир. Есть жертвы...

Ория косится на меня.

- Не думаю, что ты что-то испытываешь по этому поводу...

И вновь - перемены. В прежние времена он уже обрушился бы на меня с обвинениями, требовал бы оправданий, называл чудовищем, умолял одуматься и вести себя осторожнее... Сейчас все, что я имею, - это холодную констатацию факта.

Так же холодно киваю в ответ.

- Это была вынужденная мера. За мной следят.

Тонкие брови вопросительно приподнимаются.

- Не полиция?

Что ж, хотя бы проницательность осталась при нем, несмотря на все прочие перемены... Качаю головой.

- Нет. Не знаю, кто они такие и что им нужно. Хотя кое-какие предположения имеются. Надеюсь больше разузнать в Токио. Ты поедешь со мной.

Несколько мгновений, пока он переварит эту информацию...

Прежний Ория уже заглядывал бы мне в глаза, с восторгом щенка, которого хозяин берет на прогулку.

Нынешний - равнодушно смотрит в пустоту.

- Не думаю, что это разумно, Кадзу.

- А тебя никто и не просит думать. Все, что от тебя требуется - это собрать вещи.

- Мне нечего собирать. Я не могу ехать в кимоно. А европейскую одежду я... - Впервые за сегодня вижу, что он смущается. Чуть заметно розовеют скулы, Ория опускает глаза. - В общем, ее больше нет.

Мне это нравится. Сейчас он - как кукла, готовая ожить. Весь такой восхитительно неживой изнутри... и вдруг - этот слабый, слабый, почти неуловимый проблеск эмоций... Как огонек зажигалки в темноте...

Да... Таким, как сейчас, Ория Мибу нравится мне гораздо больше.

Я никогда не стесняюсь выказывать свои чувства. На мой взгляд, худшее, что может сделать человек, - это подавлять свою натуру. Желания, эмоции, страсти, - все должно иметь возможность выплеснуться наружу. Свобода так упоительна...

Кончиками пальцев поднимаю лицо Ории за подбородок к свету. Рассматриваю тонкую безупречную матовую кожу, обтянувшую впалые щеки. Изящный нос. Линию безупречно очерченных губ с их крохотными, почти не заметными взгляду морщинками... Ори! Ну почему ты не мог быть таким, как сейчас, раньше - когда мы были вместе? Когда я почти был готов полюбить тебя... Возможно, тогда все сложилось бы иначе?

Хотя, нет. Я бы все равно ушел...

Ория терпит мои прикосновения спокойно. Но именно что - терпит. Даже дыхание не участилось. Смотрит мне прямо в глаза. Задумчиво, как будто пытается решить для себя какую-то загадку.

Не надо этого, Ори, не трать зря время. Меня ты все равно не разгадаешь.

Опуская руку, в последний раз сжав пальцами его подбородок. На восковой коже остаются два розовых пятна - и тут же исчезают. Так тает дымка от дыхания на холодном стекле.

- Ори, то, что ты носил раньше на выход, нельзя назвать одеждой. Все эти джинсы, футболки... Такие вещи приносят несчастье! - ...Я ослышался - или он и в самом деле хмыкнул? Но что я такого сказал? - В общем, сейчас мы этим займемся. Поехали.

Молча, без единого слова, он идет за мной к машине.

Молча садится на пассажирское сиденье, даже не спрашивая, что у меня на уме.

Молча смотрит в окно. В застывших, немигающих глазах, как стеклышки в калейдоскопе, мелькают пестрые отражения витрин Годзё-дори.

Я исподволь наблюдаю за ним, чувствуя, как нарастает приятное возбуждение где-то глубоко внутри.

...Это сложно объяснить. Я был в бешенстве вчера, когда он встретил меня с таким равнодушием. Если бы Ория во всем остальном остался прежним - и переменился только ко мне... Думаю, я убил бы его. Так я решил сегодня ночью - а я никогда не меняю своих ночных решений.

Но то, что я увидел днем, заставило меня повременить.

Мне нравится эта новая холодность, эта пустота, которую я чувствую у него внутри.

Пустота... она зовет, притягивает меня. Я чувствую ее горьковатый стылый вкус. Мне хочется быть ближе, войти в нее, окунуться с головой... М-м... я никогда не мог устоять перед зовом бездны...

Ория, которого я думал, что знаю наизусть... Ория, давно прочитанная и заброшенная книга... Ория, ответ на никому не интересную загадку...

Ория внезапно оказывается полон соблазнов.

А я никогда не пытаюсь бороться с соблазнами...

Паркуюсь перед неприметным бутиком с черными иероглифами «Юрико Такаги» на белом фоне. Хозяин лично распахивает перед нами дверь.

- Чего желают господа?

О, как бы мне самому хотелось знать ответ на этот вопрос...

Я растягиваю губы в улыбке.

- Мой друг. Ему нужна новая одежда. - Оценивающе осматриваю Орию, хотя уже все решил для себя по пути. Но мне нравится, как он чуть заметно ежится под моим взглядом. - Теплая гамма. Натуральные ткани. Свободный, элегантный стиль. Ваша последняя коллекция.

Я видел показы этого парня в Париже, на неделе высокой моды. Лучшего нам не найти. Никто не умеет с таким изяществом сочетать японские традиции с европейской классикой. Никто так не работает с фактурой и элементами костюма, которые, собственно, и придают одежде неповторимость и шик. Чуть широковатые манжеты рубашки... Чуть заниженные пуговицы на пиджаке... Чуть скругленная форма ворота... Все эти детали на первый взгляд почти незаметны. Но на второй взгляд - от них уже не оторваться.

Даже Ория, похоже, понемногу проникается. Я вижу, как он смотрит на себя в зеркало. Его не смущает даже то, что всякий раз, вместе со своим, - он видит там и мое отражение.

Моя восхитительная новая кукла...

Наконец, перебрав все, что мог нам предложить Такаги-сан, я вытаскиваю чековую книжку. По мере того, как я перечисляю костюмы, которые намерен забрать, модельер на глазах возносится в нирвану, а мой спутник так же ощутимо мрачнеет. Однако молчит.

Вот это мне в новом Ории нравится больше всего. То, как выразительно он научился молчать...

Продиктовав напоследок адрес «Ко Каку Рю», чтобы вещи доставили прямо туда, я выхожу на улицу и сажусь в машину. Ория, хмурый, как осенние сумерки, следует за мной.

И по-прежнему молчит. Кажется, он вообще не сказал ни единого слова с того момента, как мы вышли из дома. Я раздраженно поворачиваю ключ зажигания. Выезжаю на Годзё-дори.

- И чем, позволь узнать, ты так недоволен?

Он тянет с ответом. Пялится в окно, - я едва удерживаюсь, чтобы не встряхнуть его изо всех сил и не выбить из этой дурацкой задумчивости.

- Вещей слишком много, - роняет он наконец. Таким тоном, словно делает мне одолжение.

- И что? По-твоему, я не в состоянии за это заплатить?

Чуть заметное пожатие плеч под новым замшевым пиджаком цвета топленого молока. Ему идет этот оттенок.

- Не в том дело. Просто, когда ты говорил насчет Токио... Как надолго ты туда собираешься? К чему такая гора одежды?

Теперь моя очередь пожимать плечами.

- Ты же знаешь, я никогда не умел вовремя останавливаться... А что касается Токио - да, я помню, что ты его не любишь. Мы там и не задержимся. Только заберем паспорта.

- Паспорта?

Он заглатывает наживку, и я внутренне торжествую, - но вдруг, по взгляду Ории понимаю: это не наивность. Он видит мою игру. Он просто не желает в нее играть.

Мне хочется его ударить.

- Пусть это станет для тебя сюрпризом.

Вот так. Дешевая маленькая месть. Но сейчас меня устраивает и такая.

Рывком выворачиваю руль на повороте. Визжат шины. Кто-то яростно сигналит вслед.

...Рука Ории ложится мне на плечо. От неожиданности забываю про тормоза и проезжаю на красный..

- Мураки-сан... А тебе не приходило в голову, что я могу не захотеть никуда с тобой ехать?

Сбрасываю его руку. Газую - и нарочито поворачиваюсь к нему, не глядя на дорогу. В прошлом такие штучки всегда кончались одинаково: он не выдерживал, принимался умолять меня вести повнимательнее... Самое смешное - он, похоже, больше тревожился за меня, чем за себя самого...

Сейчас - роняет только:

- Кадзу... Ты заметил, что пропустил поворот?

Боги, что вы сделали с этим парнем? У него появилось чувство юмора!

Разворачиваюсь через двойную осевую, и наперерез движению, по-прежнему почти не глядя вперед, вылетаю на нужную улицу.

Гоню, как одержимый. И наконец, торможу перед воротами ресторана так резко, что мы оба едва не влетаем лбом в ветровое стекло.

А, все-таки его проняло... Я вижу эти порозовевшие скулы, слышу слегка участившееся дыхание. Глаза прячутся за шторками ресниц, но я мог бы поклясться - они блестят. Ничто так не помогает встряхнуться, как небольшая доза адреналина...

С довольным видом потягиваюсь, разминая пальцы.

- Иди, собирай вещи. Я приеду за тобой вечером - и сразу двинемся.

Обожаю гонять по ночным автострадам!

Я уже предвкушаю все это - свист ветра в открытом окне, мелькающие размазанные пятна фонарей - и черная стена пустоты впереди... Облизываю губы в нетерпении...

Ория, как завороженный, не сводит взгляда с моего лица. О чем он думает?

Да какая разница!

- Мибу-сан, не тяни время. - На меня вдруг снисходит редкостное благодушие. Я снисходительно треплю Орию по волосам. - Я не знаю, чего ты хочешь, и чего не хочешь, и меня это совершенно не интересует. - Разговариваю с ним мягко, чтобы он понял: я больше не злюсь. Только не надо мне перечить! - Мы уезжаем сегодня. Вместе. Надолго. У тебя много дел перед отъездом, так что чем меньше ты потратишь на пустые споры, - тем лучше. Согласен?

Если он сейчас выдаст какую-нибудь возмущенную сентенцию в стиле «Тебя никогда не интересовало, чего я хочу...», - я его ударю. Честное слово. Если и это не поможет... Что ж, так тому и быть. Используем крайние меры.

Шприц с раствором фторотана я держу в бардачке совсем не для этого случая, - но готов потратить на благое дело. Так или иначе, я своего все равно добьюсь.

Иначе просто не бывает.

Но когда он открывает рот - то говорит совсем о другом. И опять ему удается застать меня врасплох.

- Кадзу... Ты заметил, что за тобой следят? Черная «мазда»... ехала за нами от самого бутика - но отстала по пути.

Я недовольно встряхиваю головой.

- Не она отстала, а я ее стряхнул. С чего, ты думал, я так выделывался на дороге? Чтобы произвести на тебя впечатление?.. - И, изображая невинность, добавляю: - Но почему ты решил, что это за мной, а не за тобой?

- За мной бы следили от самого ресторана. А тебя они явно вычислили уже в городе, по машине. Кстати, не хочешь избавиться от нее, пока не поздно? Я скажу Яцунари, он отгонит твой «лексус» куда-нибудь подальше. А ты пока можешь взять «ниссан» из гаража.

- «Ниссан»? В Токио я на «ниссане» не поеду!

Неожиданно в его глазах мелькает искорка прежнего веселья. Мелькает - и исчезает так быстро, что я почти готов поручиться: мне это почудилось.

- Насчет Токио не тревожься, Мураки-сан. Я что-нибудь придумаю. Обещаю, ты не будешь разочарован.

* * *

До вечера я мотаюсь по городу. Периодически проверяюсь - но «хвоста» так и не обнаруживаю. То ли потеряли меня, то ли утратили интерес (что маловероятно), то ли их методы стали изощреннее. Ладно, жизнь покажет...

Попутно успеваю купить кое-что в дорогу, взамен тех вещей, что сгорели в осакской квартире.

Полтора часа уходит на поиски, но зато я нахожу в точности такие же туфли от Хельмута Лэнга, как те, что бросил перепачканными в крови. Да, они мне по-прежнему не нравятся, - но теперь я испытываю к ним неожиданно теплые чувства. Даже не так... Они мне просто необходимы. Сам не знаю, почему.

Заканчиваю вечер в интернет-кафе. Получаю мэйл от Ацуги: визы готовы. Отлично. Значит, план остается в силе...

Неожиданно ловлю себя на том, что отвлекаюсь от экрана и отвечаю на заигрывающие улыбочки каких-то студенток за соседним столом. Неужели я настолько изголодался по чужому вниманию? Эти пронзительно, как чайки, верещащие девицы не могут представлять для меня интереса... Тогда откуда это удовлетворение при мысли, что я кажусь им привлекательным?

Будь у меня побольше времени, я бы, пожалуй, увел одну из них и медленно-медленно, по капле выпустил из тела кровь, чтобы найти ответ на этот вопрос. Но надо спешить. Да и обременять Орию еще одним трупом накануне отъезда... пожалуй, будет невежливо.

По пути домой с наслаждением обдираю крыло «ниссана» о припаркованную на обочине «хонду». Я же сказал ему, что мне не нравится эта машина!

* * *

На смятый бок джипа Ория взирает равнодушно, как будто и не ждал ничего другого. У входа в ресторан - непривычная суета. Кажется, все собрались поприсутствовать при нашем отъезде. Даже повара с любопытством выглядывают сквозь щель в приотворенных сёдзи... Что тут, черт возьми, происходит?

Ответ обнаруживается очень быстро. И заставляет меня на время утратить дар речи.

ОН стоит во дворе.

Черное, переливающееся, хромированное чудовище... Почти живое... Сексуальное, как сама смерть...

Гладкие, обтекаемые, зализанные обводы... так и хочется провести по сверкающему боку языком...

Мощные выхлопные трубы...

Далеко вынесенное переднее колесо...

Низкая посадка... он почти лежит на дороге...

«Кавасаки Вулкан 2000». Двигатель объемом 2005 кубов, 96 лошадиных сил. Самый мощный мотоцикл из всех существующих. Все, о чем только может мечтать человек.

До Токио - больше пятисот километров. При одной мысли об этом у меня от восторга начинают дрожать руки.

- Комбинезон - там. - Ория указывает в сторону дома. - Надеюсь, я угадал с размером...

- А наш багаж?

Он отмахивается.

- О-сэй отправит вещи прямо в аэропорт. Заберем на месте.

Я еще раз смотрю на мотоцикл. Потом - на Орию.

У меня такое чувство, словно я вижу перед собой незнакомца. А ведь я помню его кожу на вкус...

Ладно. Ты сам этого хотел...

Я беру его за запястье. С силой дергаю на себя. И когда его лицо оказывается совсем близко - прижимаюсь губами к уху:

- Пойдем.

* * *

Он покорно следует за мной. Молча входит в дом. Первая попавшаяся комната - сейчас мне все равно.

Здесь темно. Только от фонарей, уже зажженных в саду, внутрь через сёдзи просачивается мутный свет. Как будто кто-то влил молока в чернила...

Кожа Ории белеет в темноте. Он начинает раздеваться, не дожидаясь моих слов.

И это хорошо. Я настроен на молчание. Только раздвигаю створки, чтобы стало чуть светлее - и возвращаюсь к нему.

Мои ладони ложатся ему на грудь. Ощупью, очень медленно, обвожу контуры такого знакомого тела. Крепкие, сухие, слегка выпуклые мышцы. Шелковистая, прохладная кожа. Мне легко представить, как течет под ней кровь...

Шея, крепкая, сильная, с торопливым пульсом, бьющимся у кончиков моих пальцев. Сегменты гортани. Адамово яблоко. Я прощупываю их так, словно пытаюсь познать это тело изнутри, добраться сквозь защитные покровы эпителия до связок, мышц, костей... и еще глубже... сам не знаю, насколько...

Мне хочется...

Не знаю...

Плечи. Бицепсы. Мои ладони поднимаются выше. Скулы. Надбровья. Лоб. Затылок.

Прижимая его к себе, медленно веду по спине пальцами, перебирая каждый позвонок, как молитвенные четки.

Ты - моя молитва, Ори...

Обретшая плоть Галатея, еще не вырвавшаяся до конца из каменного плена...

Как хорошо ты понимаешь, что мне нужно - теперь.

Ты стоишь неподвижно, слегка запрокинув голову, так что, гладя твою спину, я путаюсь пальцами в длинных волосах. Ты не пытаешься ни прикасаться ко мне в ответ, ни ласкать, ни целовать меня. Как хорошо...

Я чувствую твое возбуждение, когда мои пальцы начинают обследовать мошонку, - но не прикасаюсь к члену. Я никогда этого не делаю. Никогда не прикасаюсь ни к кому, - кроме себя самого.

Слышу твое дыхание. В темной комнате оно заполняет собой всё, вытесняет все звуки, проникает в меня тяжелым, рвущимся ритмом. Дыши, Ори! Да, дыши - я хочу знать, что ты еще жив!..

Разворачиваю тебя спиной - кладу руки на бедра. Провожу раз, другой, наслаждаясь тем, как перекатываются под ладонями длинные, крепкие мышцы... затем резко нажимаю вниз. Ты покорно опускаешься на колени.

Без подготовки - мне больше нечего ждать! - вхожу до упора. Тесно... Горячо... Кто из нас двоих стонет, - ты или я?.. Твоя боль - часть моего наслаждения... Шелковая нить, сшивающая нас воедино...

Хриплое дыхание. Толчки. Я словно пытаюсь пробить какую-то стену... она впереди, передо мной, я должен, должен проломить ее, если только хочу когда-нибудь выйти наружу... Я жажду этой свободы... Мне тесно в клетке собственной плоти... выйти... выйти... выйти...

Еще...

Еще...

Да!..

...Свободен!

Обессиленный, изливаюсь в него... Водоворот подхватывает, уносит меня... Я чувствую, как оргазм разрывает тело надвое...

И когда прихожу в себя - мне труднее всего поверить в то, что я... опять целый.

Опять всего лишь человек.

Смертное, бренное создание, обреченное на тлен.

Как темно... Как тихо...

...Наверное, я опять отключаюсь ненадолго, потому что когда открываю глаза - обнаруживаю, что лежу на полу. Под голову заботливо подложено что-то мягкое... кимоно Ории. Меня вдруг охватывает совершенно нелепый, иррациональный, необъяснимый страх - что он ушел. Что я один, в темноте... как в детстве...

Я стискиваю зубы, чтобы не закричать.

И тут - слышу его дыхание.

Учащающийся ритм. Еще быстрее... И короткий, яростный вздох облегчения.

- Ори? Что...?

- Ничего. - Его голос звучит хрипло, надтреснуто. И очень устало. - Мне надо было кончить. Теперь все - можем ехать. - И, после паузы, добавляет совершенно равнодушно: - Знаешь, Кадзу... ты самый хреновый любовник из всех, что у меня когда-либо были.

Если он рассчитывал меня уязвить...

Я поднимаюсь, подхожу к нему сзади, запускаю руку в волосы... А затем - резко наматываю пряди на кулак и дергаю вниз. И шепчу в запрокинутое, напряженное от боли лицо:

- Я не твой любовник, Ори. Я просто трахаю тебя, - вот и все.

0

4

ТОКИО

Ночная автострада Киото-Токио. Редкие встречные машины проносятся по ту сторону ограждения, оставляя на сетчатке мгновенно исчезающий сполох фар. «Кавасаки» рычит в непрерывном оргазме, длящемся вот уже второй час. Мои руки на руле занемели. Я не чувствую своего тела, избитого ветром. Остановившийся взгляд не видит ничего, кроме серой ленты дороги, наматывающейся на мощное переднее колесо. Желтым перстом фара тычет вперед, - но ей не под силу разогнать эту тьму.

Ория прижимается к моей спине. Если бы не его тепло, - я бы, наверное, давно уже превратился в ледышку... Внезапно рука его отрывается от моего бедра, указывает куда-то вперед.

Съезд на паркинг.

На всей скорости влетаю туда. И выключаю двигатель.

...Слуху, привыкшему к реву мотора, тишина кажется оглушающей. Я растираю виски, чтобы хоть немного прийти в себя. На подкашивающихся ногах сползаю с мотоцикла - и падаю на скамейку.

Ория садится рядом. Снимает шлем и запрокидывает голову, подставляя лицо ветру, пропитанному влагой и запахом бензина. Рядом - но не слишком близко... Потому что помнит, что я не терплю непрошенных прикосновений? Или сам не хочет ко мне прикасаться?..

Не знаю.

Все тело мелко вибрирует, трясется каждая клеточка, в ушах так и стоит неумолчный гул. За наслаждение скоростью приходится дорого платить...

Как и за любое другое, впрочем.

Я беру Орию за плечи, притягиваю к себе.

Закрываю глаза.

Странно... несмотря на усталость... несмотря на то, что все мышцы начинают протестующе ныть при одной лишь мысли об этом... мне опять хочется секса.

Несколько мгновений я борюсь с искушением. Скосив глаза, смотрю на профиль Ории... Каково это будет - почувствовать его рот, его язык и губы - там?.. Я никогда не позволял ему этого. Ни ему, ни кому другому. Свое удовольствие я не доверяю ни единому человеку, кроме себя самого.

Мой принцип. Я трахаю вас - но вы не трахаете меня...

Почему же сейчас я готов уступить?

Ночь. Усталость. Помешательство от ветра и скорости. Какие еще нужны объяснения...

Отталкиваю Орию, и он отодвигается так же равнодушно-покорно, как только что сидел рядом. Моя восхитительная безмолвная кукла...

Мы сидим в темноте, посреди бескрайней вселенной из стали, стекла и бетона, на крохотном островке тишины, и смотрим на звезды.

Рядом дремлет «кавасаки», - хищник, в любой момент готовый проснуться. Потянувшись к нему, я глажу полированный металл, опять испытывая совершенно неодолимое искушение провести по нему языком, ощутить губами холодный поцелуй стали... Смогу ли я заставить эту тварь урчать от удовольствия?..

Пальцы медленно скользят по гнутой трубе, ощущая нутряное тепло... Мне кажется, я чувствую, как стучит его сердце...

Оборачиваюсь к Ории:

- Поехали. Дальше поведешь ты.

Он встает без единого слова, надевает шлем. Я сажусь сзади и прижимаюсь к его спине.

Так будет лучше.

Оргазм накроет меня, как только мы опять наберем скорость. Безопаснее, если в этот момент кто-то другой окажется за рулем...

* * *

Мы въезжаем в город посреди ночи, и до утра, делая редкие передышки в круглосуточных кафе, по очереди меняясь местами, носимся по спящему Токио на мотоцикле. Мелькают мосты, развязки, туннели... Огни уличных фонарей сливаются в ослепительно-белые ленты... Редкие прохожие останавливаются, завороженно глядя нам вслед, и рев «кавасаки» еще долго звучит у них в ушах... отголосок наших восторженных воплей, неслышных никому, кроме давно оглохшего Бога.

Ория любит скорость не меньше моего, и сидеть у него за спиной - почти такое же удовольствие, как за рулем... Я даже начинаю дремать, примостив голову ему между лопаток. Наконец, он останавливается. Берет меня за плечи. Поднимает щиток моего шлема.

- В отель?

- Ни за что!

Я умру, если окажусь сейчас в четырех стенах.

- Ты не можешь больше вести.

- А я и не веду. За рулем - ты.

Я плохо соображаю. Но точно знаю лишь одно: нельзя, чтобы эта неистовая гонка заканчивалась. Нельзя останавливаться. Нельзя...

Я приближаю свое лицо к нему, так что мы сталкиваемся ободками шлемов. В темноте его глаза похожи на две черных дыры.

- Ория, пожалуйста... не бросай меня...

Я сам не знаю, что говорю. В любом случае, это только про сегодня, про эту ночь...

Нам надо только дотянуть до рассвета.

Он протягивает ко мне руку. Я невольно подаюсь вперед. Мне кажется, сейчас он дотронется до моего лица... закрываю глаза...

Он опускает щиток моего шлема.

Что за безумная ночь!

...Но даже сегодня одно останется неизменным. Ория всегда делает то, о чем я его прошу.

Прижимаясь к его спине, я чувствую, как мы пронзаем город насквозь, проходим по нему во всех направлениях, без всяких законов и правил, как игла слепой вышивальщицы, - образуя невообразимый, до животной дрожи прекрасный узор.

Мы вбираем Токио в себя, поглощаем его, наполняем нашим рычанием, нашей яростью, нашей жаждой свободы. Мы впитываем его тьму, отдавая взамен гарь, и запах бензина, и вонь паленых шин... и слепящий свет фар.

Мы - его первый луч. Его зарница.

Ангелы рассветные, дети Люцифера...

Я кричу об этом Ории. Кричу всему Токио. Ория не слышит слов, но, должно быть, чувствует, как колотится мое сердце. Слышит вибрацию этого вопля в моих легких... И прибавляет скорость.

Он мчится так, что я уверен - мы разобьемся! Впереди - бетонное ограждение. Мы несемся по развязке автострады, идущей на высоте в добрых полсотни метров над землей. Расходящиеся дороги внизу - не более чем серые ленты бинтов, которым уже не перевязать наших ран...

Мотоцикл летит вперед!

Ория откидывает назад голову, чтобы не видеть дороги...

Так этого он и хотел? Погибнуть со мною вместе? Уйти навсегда - вдвоем - в момент наивысшего упоения?..

И я, который всегда так страшился смерти, который объявил ей войну без пощады и отступления, - я ору от восторга, приветствуя ее приход!

...Он сворачивает.

В последний момент «кавасаки» проносится мимо бетонной ограды, цепляя ее колесами. На резком повороте мы почти ложимся на землю. Я чувствую, как асфальт обжигает ногу...

Но путь перед нами - опять чист. Дорога, уходящая в бесконечность. И - розовое пятно вдали, меж сторожевых башен небоскребов.

Это рассвет.

Я чувствую, как у меня по щекам текут слезы.

0

5

ВЕНЕЦИЯ

Рейс Alitalia 0787, Токио-Милан, отправляется точно по расписанию, в 12:55. Мы едва успеваем к регистрации. Сонные, одуревшие, нетвердо стоящие на ногах... на нас подозрительно косятся таможенники. Я улыбаюсь им своей самой роскошной улыбкой.

Давно мне не было так хорошо...

Правда, немного жаль, что так получилось с Ацуги. Он был большим подспорьем в моих делах. Визы, билеты... нужно будет по возвращении найти другого человека, кто сможет взять это все на себя. Я терпеть не могу подолгу сидеть на одном месте. И терпеть не могу ждать.

Очередная необходимость...

По крайней мере, я постарался не причинить ему боли. Лезвие скальпеля вошло точно между третьим и четвертым ребром. Я хирург. Я не ошибаюсь.

К Ории, ожидавшему на улице, я вышел совершенно умиротворенным. Он посмотрел на меня... За последние два дня я уже почти привык к этому взгляду. Затем заметил:

- У тебя кровь на рукаве.

И все, больше ни слова. Ни осуждения, ни упрека. Я даже почувствовал себя в чем-то обделенным.

- Не хочу, чтобы нас нашли через него... - Сам не знаю, с какой стати я вздумал оправдываться.

Он перекинул ногу через сиденье мотоцикла и взялся за руль.

- Это твоя жизнь, Мураки-сан. Тебе виднее. Только, пожалуйста... вытри эту чертову кровь.

* * *

В аэропорту мы еще успеваем получить наши вещи и переодеться. В костюмах и галстуках - мы совсем другие люди. Те безумные рокеры, затянутые в черную кожу, что взорвали покой ночного Токио, исчезли без следа, растворились, как грозовые тучи на горизонте рассвета. Я надеваю очки.

...Но в самолете тут же снимаю их, когда мягкое кресло принимает меня в свои объятия. В салоне бизнес-класса немноголюдно. Бортпроводницы скользят вышколенными призраками, следя за нашим комфортом.

Двенадцать часов в полете...

Я откидываюсь на спинку и закрываю глаза.

Почти не чувствую, как мы взлетаем... Кто-то обращается ко мне, предлагает еду и напитки... не имею даже сил ответить...

Я засыпаю. Погружаюсь в тревожную дрему, как пистолет, поставленный на предохранитель.

Мне снится «кавасаки», брошенный на пустынной стоянке. Он спрашивает, когда я вернусь...

* * *

Ория дремлет в соседнем кресле, и я ловлю себя на мысли, что, пожалуй, впервые вижу его спящим. Даже когда мы жили вместе, - я всегда уходил раньше, чем он засыпал. Да он и сам никогда не сомкнул бы глаз, пока я рядом.

Так странно...

Мне доводилось видеть спящих людей. Доводилось видеть мертвых людей. Ория не похож ни на кого из них. Его лицо в покое не делается ни вялым, ни расслабленным. Даже во сне мышцы сохраняют напряжение, и спину он держит так же ровно, как обычно.

Он не из тех, кто во сне с детской беззащитностью станет искать прибежища на чужом плече. Раньше - возможно... Я пытаюсь представить себе, какой могла бы оказаться эта поездка год назад, - когда мы еще были вместе.

Хотя... в ту пору мне бы и в голову не пришло взять Орию с собой. Я всегда уходил один. Уходил - и возвращался. А он оставался в Киото и ждал меня...

Мне казалось, ему это нравится.

...Мягким движением я поднимаю широкий подлокотник, разделяющий наши кресла. Ну, что скажешь?.. Ты же этого хочешь... Теперь можно. Ты видишь - я разрешаю...

Он остается неподвижен. С тем же успехом мы могли бы сидеть на разных концах салона. Лететь на разных самолетах...

А ведь я точно знаю, что он уже не спит.

Лицо ничуть не изменилось, веки все так же плотно сомкнуты. Ровное, размеренное дыхание. И все-таки - я знаю.

Как знаю и то, что, скажи я ему сейчас: «Иди ко мне», - он подчинится. Кукла, оставленная в коробке, в ожидании, пока ее возьмут поиграть...

Проклятье!

С силой давлю на кнопку, и когда на зов является хорошенькая белокурая стюардесса, рявкаю так, что на меня оборачиваются с соседнего ряда:

- Двойной виски! - И сожалею о том, что не могу сейчас выпустить ей из жил всю кровь.

Это заняло бы меня до конца полета.

* * *

В миланском аэропорту арендую автомобиль, столь вопиюще неприметный, что боюсь отходить от него дальше, чем на пять шагов: иначе я точно его потеряю. Ория, прекрасно знающий мои вкусы, удивленно косится, но вопросов не задает.

Также ему и в голову не приходит спросить, куда мы едем.

...311 километров до Венеции.

311 километров второстепенных дорог: я намеренно избегаю магистралей, с их камерами слежения и компьютеризованными кабинами дорожных сборов.

Достаточно, чтобы сбить моих преследователей с толку? Посмотрим...

Брешия, Падуя, Виченца и Верона остаются блеклым воспоминанием в зеркале заднего вида...

Мы подъезжаем к Местре.

И как раз успеваем на последний паром.

В Венеции нужно появляться с воды. Будь моя воля, я бы взорвал этот их проклятый мост!..

Мы приближаемся к городу с запада, и солнце, стремительно скатывающееся в лагуну у нас за спиной, дарит взорам восхитительный спектакль. Венеция, окрашенная во все оттенки янтаря, киновари и охры... Венеция, покачивающаяся на воде, обратившейся в пламя... Венеция, с ее куполами, красными стенами, жадным зевом Канал-Гранде, перетянутым белым кружевом моста Риальто, с кампаниллой, и львами на Сан-Марко, что при виде меня радостно бьют хвостами на каменных постаментах...

Я не люблю жить в самой Венеции: в этом месте нужно всегда чувствовать себя немножечко гостем. Вот почему мы высаживаемся на острове Лидо. Зато из гостиницы - великолепный вид на лагуну. И купол базилики посылает золотые отблески нам в окно.

...Шпили, колонны, резьба, лепнина
арок, дворцов и мостов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветром, как снегом, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни
с поясом времени вместо рва...

Упираясь руками в подоконник, вывешиваюсь наружу, пытаясь разом впитать в себя все это - сырой, пахнущий морем, смолой и дымом воздух, звонкую итальянскую речь, несущуюся с улицы, шелест листвы за окном, - несмотря на то, что уже начало ноября, платаны до сих пор стоят зелеными.

Наконец, насытив первый голод, оборачиваюсь к Ории.

Странное чувство. То, что я привез его сюда... В этом есть что-то удивительно интимное. Я словно согласился разделить с другим человеком нечто, принадлежавшее доселе мне одному, допустить его туда, куда посторонним отродясь не было ходу. И сейчас, при мысли о том, чтобы открыть мою Венецию кому-то чужому... я чувствую одновременно трепет предвкушения, и страх, и ревность.

Ветер с моря ерошит мне волосы, гладит ласково, словно старый друг. Он, похоже, рад, что я вернулся...

Сажусь на подоконник и, цепляясь за край руками, откидываюсь далеко назад, на улицу, почти повисая вниз головой...

Похоже, безумие «кавасаки» еще не до конца оставило меня...

Ория, не выдержав, бросается к окну, хватает меня за плечи. Впрочем, стоит мне распрямиться, - и он тут же отступает.

Идиот!

- Тебе нравится Венеция? - обращаюсь я к нему.

Он поводит плечами.

- Я ее еще не видел...

Подталкиваю его к оконному проему.

- Не видел? Ну, так смотри!

Ставлю его лицом к подоконнику, заставляю опереться на локти. Расстегиваю пряжку ремня, затем молнию. Он переступает с ноги на ногу, отталкивая упавшие на пол брюки.

Мне нравятся его бедра, его ягодицы. Узкие, крепкие, округлые... Мне нравится, что он такой тесный и жаркий внутри... Мне нравится, как он пытается сдержать стон, когда я вхожу в него... Мне нравится, как прогибается его спина под моими ладонями... Нравятся эти лопатки, ребра, и беззащитная шея в просвете рассыпавшихся длинных волос...

Мне нравится трахать Орию...

Я кричу об этом на всю Венецию. Chi se ne freda? Мне плевать, кто меня может услышать.

Они все равно не понимают по-японски!

* * *

Несколько спокойных дней... если только можно назвать покоем эту непрерывную беготню. Но я как белка в колесе - мчусь и не могу остановиться. Ощущение стремительно истекающего времени подхлестывает меня беспрестанно, и каждая ушедшая секунда - еще один слабый разряд тока, пропущенный сквозь мое тело.

Палаццо Грасси, палаццо Гримани, палацетто Дондоло...

...Ория не любит западную архитектуру, задыхается среди толстых каменных стен, среди громоздкой мебели, от непривычно высоких потолков и куполов у него кружится голова. Японец до мозга костей...

Санто Стефано, Сан Сальваторе, Сан Рокко...

...Ория презирает христианство, его мутит от запаха ладана, и вид распятого Христа не внушает ему ни капли сострадания. Истинный сын культуры, воспевающей самоубийство и отрицающей западное понятие греха...

Тициан, Джорджоне, Тинторетто...

...Ория ни черта не смыслит в европейском искусстве, картины для него все на одно лицо - бессмысленная, аляповатая мазня, лишенная прозрачности и легкости укиё-э. Разве что одному Каналетто он не отказывает в праве на существование: тот чем-то напоминает ему позднего Хиросигэ...

Мне плевать!

Я таскаю его за собой повсюду, ощупываю Венецию пядь за пядью, мну ее в своих ладонях жадно, как изголодавшийся нищий - украденный ломоть хлеба.

Мы плывем на вапоретто до обнесенного красными стенами Сан-Микеле, острова-кладбища, где среди кипарисов безмолвными тенями скользят одетые в черное итальянки.

На Бурано я покупаю два персика у торговца прямо с лодки, и мы съедаем их тут же, собирая с подбородка сок липкими пальцами.

Голуби на Сан-Марко уже узнают нас в лицо...

А вечером, пока хватает сил, мы слоняемся по улочкам, таким узким, что порой там не разминуться и двоим, таким тихим, что эхо шагов отдается в них, как стук крови в ушах... Шепот волн настигает нас повсюду. Скрип деревянных свай, торчащих из воды по берегам каналов...

В витринах - повсюду маски, красные, белые, черные, совсем простые и изысканные, украшенные перьями, шелком и кружевом... Я заглядываю в их пустые глаза - и вижу там узнавание.

Мы почти не разговариваем с Орией. Он следует за мной повсюду молча, неутомимо, без вопросов. Открывает рот, только когда я сам обращаюсь к нему. Вот как я узнал, что ему нравится Каналетто...

Идеальный спутник.

Мы спим в соседних номерах, но когда я просыпаюсь на рассвете - и никогда не могу вспомнить, что мне снилось! - я иду к нему и трахаю его, грубо, зло, безжалостно, пока он не начинает задыхаться.

Впрочем, он никогда не просит меня перестать. После той единственной фразы, что он бросил мне в Киото, Ория больше никогда не комментировал наш секс.

Не знаю, мастурбирует ли он, после того как я кончаю. Обычно я сразу ухожу.

Полчаса на то, чтобы привести себя в порядок... Бросаю взгляд в зеркало перед выходом. В очках в строгой оправе, в изящном светлом костюме, мое отражение, такое холодное и неприступное, ничем не напоминает того взъерошенного незнакомца с замутненным взглядом, который таится теперь где-то в недосягаемой зеркальной глубине... и останется там до завтрашнего утра.

...Но сегодня я решаю отдохнуть от дворцов и музеев. Вапоретто с Лидо перевозит нас на площадь Сан-Марко, и я нанимаю гондолу. Ужасающая пошлость, конечно... но некоторые улицы не посмотришь иначе, как с воды. Там попросту нет тротуаров.

По-английски объясняю лодочнику, чего я хочу...

Si, signor. Никаких прогулок по Канал-Гранде, никаких палаццо и церквей. Показать синьору настоящую Венецию. Si.

Мы пускаемся в путь.

Рио делла Мизерикордиа. Рио Фузери. Рио делла Верона... Узкие, темные норы-каналы с черно-зеленой водой; когда гондола взрезает ее бортами, волны с гулким плеском ударяют в затянутые плесенью, облупившиеся стены домов. Домов, где двери выходят прямо в воду. Домов, где окна всегда темны, и герань на подоконниках похожа на пятна засохшей крови.

Рио ди Сан-Лука. Рио Весте. Рио делла Тетта... Здесь пахнет влагой и тленом. Гниющим деревом. Сырой штукатуркой.

Здесь не  слышно ничего, кроме вечного перешептывания воды и камней, и скрипа весла в уключине гондолы.

Здесь нет начала - и нет конца, каналы перетекают один в другой, никогда не возвращаясь к самим себе, вечно новые, и вечно древние, и каждый из них - это прожитая жизнь, в которую уже невозможно вернуться...

Рио ди Сан-Анджело...

Я молча смотрю на Орию - и вижу, что он наконец начинает понимать.

Смотрит на меня очень долго, задумчиво... И выдыхает одно только слово:

- Спасибо...

Я усмехаюсь. Собираю его распущенные волосы. Как вода, они вытекают меж пальцев...

- За что? За то, что показал тебе Венецию?

- Нет. За то, что показал мне... себя.

* * *

Мы возвращаемся в гостиницу ближе к вечеру. Такое странное чувство...

Впервые за многие, многие дни на меня снисходит нечто, подозрительно напоминающее умиротворение.

Я вхожу в номер к Ории без стука, - он еще не успел переодеться. Ласкаю обнаженное тело. Такая восхитительная свежая белизна... Я укладываю его голову к себе на колени, перебираю волосы. Возбуждение нарастает внутри меня очень, очень медленно... Так начинает катиться лавина, откуда-то с заоблачных высот, предупреждая о своем появлении низким, едва слышным гулом... Но я знаю, что когда она наконец настигнет меня, - это будет ни с чем не сравнимо...

Внутри все сжимается в предвкушении...

Эти гладкие покатые плечи, эта мягкая ямочка между ключиц...

Я наклоняюсь к Ории.

- Сам Микеланджело не устоял бы перед тобой...

Он слегка поворачивает голову, чтобы взглянуть мне в лицо. Под глазами я замечаю круги. Он так устает? Или плохо спит? Я не хочу, чтобы с моей игрушкой что-то случилось...

Я... я смотрю на Орию, и чувствую какую-то совершенно необъяснимую... нежность? Можно ли это так назвать? Или это просто отзвук моей собственной уязвимости?

Легко-легко касаюсь губами его лба.

- Ори... скажи... как бы тебе хотелось, чтобы мы...

Ох. Никогда не думал, что выговорить это будет так сложно.

В темных глазах - шок, изумление. А затем он распрямляется толчком, словно пружина, слишком долго остававшаяся на взводе.

- Кадзу, правильно ли я понял: ты спрашиваешь у меня, как бы мне хотелось трахаться с тобой?

Молча киваю. Ну да, почему бы и нет... Один раз за все время... Могу я позволить себе такой каприз, как уступчивость? В конце концов, Ория это заслужил.

- Не думал, что ты когда-нибудь меня об этом спросишь... - Он смотрит мне прямо в глаза - и внезапно в глубине его зрачков я замечаю что-то очень нехорошее - уже жалею о своей недавней слабости - но слишком поздно...

- Мураки-сан, если я и правда могу выбирать, - медленно произносит моя любимая кукла, - и если ты и впрямь согласен сделать то, что я скажу... Тогда я попрошу тебя только об одном...

- О чем, Ори?

- Оставь меня сегодня в покое!!

Лавина мчится прямо на меня. Ее рев оглушает. Земля содрогается под ногами, и длинные трещины змеятся, разрывая нетронутый наст... Только теперь это не возбуждение. Это холодная снежная ярость.

- Что - ты - сказал?!

- Ты слышал!.. Дай мне передохнуть, Кадзу. У меня вся [самое важное] ноет. И мне осточертело каждый раз после твоего ухода дрочить в ванной. Что тут непонятного?

Я снимаю очки и начинаю долго, долго полировать стекла платком. Когда я вновь возвращаю их на переносицу, то чувствую, что опять могу говорить.

- Да, помню... Ты ведь уже недавно высказывался по поводу того, как я занимаюсь любовью.

Надеюсь, это прозвучало достаточно равнодушно...

Ория смотрит на меня почти с... сожалением.

- Кадзу, о чем ты? Какая любовь? Ты просто трахаешь меня - ты сам это сказал. О том, как занимаются любовью, ты не имеешь даже самого отдаленного представления!

- А ты? Ты - имеешь?!

С вызовом он смотрит на меня.

- Я - да.

Встаю, швыряю Ории его пиджак и рубашку.

- Отлично. Вот сейчас ты мне это и покажешь. Собирайся!

* * *

Ночные заведения Лидо ничем не отличаются от тысяч подобных, по всему миру. Бары, дискотеки, ночные клубы... Лидо, фешенебельный туристический остров... Лидо, заповедник, куда Венеция запирает всех этих шумных дикарей, которых не хочет допускать в свое сонное, влажное, умирающее безмолвие...

Я таскаю за собой мрачного, молчаливого Орию, из одного бара в другой, пока наконец не нахожу тот, что вполне меня устраивает. Опускаюсь на табурет за стойкой, заказываю два «лафройга» - и усаживаю своего спутника лицом к заполненному народом залу.

- Ну вот. Выбирай. У тебя есть пятнадцать минут.

Непонимающе смотрит на меня.

- Что у тебя на уме, Мураки-сан.

Очень старается быть невозмутимым... мой храбрый маленький самурай!.. Но я слышу, как колотится его сердце, даже с расстояния в несколько шагов. Он слишком хорошо знает, на что я способен, в таком состоянии, как сейчас...

- Ничего особенного, Мибу-сан, - поясняю я с мрачной усмешкой. - У тебя есть пятнадцать минут, чтобы выбрать себе партнера на этот вечер и уговорить... заняться с тобой любовью. Так, как тебе это нравится. А я с удовольствием полюбуюсь.

Жду в ответ взрыва... или лучше - извинений, покаянных взглядов, бессмысленных оправданий. Но, похоже, Ория намерен принять вызов.

- Как угодно, Мураки-сан. - Он обводит глазами бар, и внезапно взгляд его останавливается на каком-то парне, невысоком, с короткими черными прилизанными волосами и яркими синими глазами. - Мне нравится вот этот.

- Отлично.

- Только один вопрос, Мураки-сан...

- Да?

- Если уж ты решил стать моим сутенером... Деньги я должен отдать тебе, или могу забрать на сигареты?

С короткого замаха, сильно, хлестко бью его по лицу.

- Тебе вредно много курить, Мибу-сан. - Поднявшись с места, допиваю виски и бросаю на прощанье: - Не забудь. Через пятнадцать минут. И никаких отелей. Прямо здесь, на улице, в подворотне... Уверен, из тебя выйдет отменная шлюха!

В дверях бара, не выдержав, оборачиваюсь.

Ория даже не смотрит на меня. Потирает покрасневшую щеку, в упор пялится на синеглазого. Черт возьми, неужели он и правда сделает это?..

Выхожу в сырую, пахнущую гнилью и йодом ночь.

Когда-нибудь я точно убью тебя, Ори.

* * *

Они выходят гораздо раньше, чем через пятнадцать минут.

Наблюдаю, скрытый в тени какой-то ниши, как они начинают целоваться, прямо на ступенях бара.

Синеглазый, оторвавшись от губ Ории, что-то шепчет ему на ухо, тот смеется, отрицательно мотает головой, показывает рукой на проулок. Синеглазый тоже начинает смеяться.

На то, чтобы пройти десять шагов, у них уходят часы. Целуются... Сколько, черт возьми, люди могут целоваться?!

Наконец, задыхаясь, вваливаются в подворотню, - и Ория отталкивает синеглазого к стене. Не прижимаясь к нему, держит за плечи и начинает медленно дразнить языком приоткрытые губы. Тот протягивает руки, пытается притянуть Орию к себе, - но он остается неумолим. Пытка продолжается.

Ория, черт возьми...

...Меня поражает то, как он ведет себя с этим парнем. Я слишком привык к его молчаливой покорности. Но сейчас я вижу перед собой совсем другого человека.

Эта небрежная, раскованная уверенность пленяет меня. Он играет с партнером, как кошка с мышью. Синеглазый - инструмент, на котором Ории под силу сыграть любую мелодию. Стонет под его руками, изгибается... похоже, бедняга совершенно потерял голову.

И я тоже - раз все это затеял.

Мое хриплое дыхание звучит в унисон с ними, я больше не тревожусь, что меня заметят. Им сейчас не до посторонних...

Трясущимися руками хватаюсь за угол стены, чтобы не упасть.

Какого черта я это устроил?!

Ория уже расстегнул на синеглазом рубашку, целует грудь, а тот - цепляется за его бедра...

Сколько я еще выдержу?..

Ори! Как ты мог согласиться?! Какое ты имел право так поступать? Ты ведь - мой, мой, и сам знаешь это! Моя кукла, моя игрушка... Ты принадлежишь мне одному! Что ты хотел доказать этой выходкой?

Неожиданно вспыхнувшая ярость помогает мне слегка прийти в себя. Сейчас я готов убить Орию... или синеглазого... или их обоих...

Две черные фигуры, соединенные темнотой...

Ори, как ты мог?..

Ты так сильно хотел мне отомстить? Показать, насколько я тебе безразличен?

Ори, зачем?..

Ответ на этот вопрос внезапно становится так важен для меня, что я, не думая, делаю шаг наружу из своего укрытия.

...и замираю, когда резкий возглас пронзает напоенную стонами тишину.

Ория?!

Это не возглас наслаждения. Нет.

Удивление? Боль?..

Напряженный, как тетива, делаю шаг вперед... И слышу незнакомый голос у себя за спиной. Женский, уверенный, низкий голос, чуть с хрипотцой:

- Мистер Мураки, пожалуйста, оставайтесь на месте. Ведите себя благоразумно - и ваш друг останется невредим.

Ория!

Синеглазый держит нож у его горла. Нелепое зрелище - встрепанный, с распухшими губами, полураздетый ублюдок с ножом в руках... Вот только мне совсем не до смеха.

Как я мог так подставиться?

Как мог позабыть... о них?

* * *

Меньше секунды уходит на то, чтобы оценить ситуацию.

Меньше секунды уходит на то, чтобы ситуация изменилась бесповоротно.

Двое парней с пистолетами появляются рядом с женщиной. Со стороны улицы, взрезая тьму светом фар, врывается и резко тормозит автомобиль. Дверца распахивается. Синеглазый подталкивает Орию вперед:

- Пойдем, красавчик...

Ория садится в машину, даже не оглянувшись на меня. Спокойно, расслабленно, - как будто только и ждал этого приглашения, и на миг у меня мелькает совершенно дикая мысль... но я задвигаю ее вглубь сознания. Подумаю об этом потом...

С небрежным видом, скрестив руки, прислоняюсь спиной к стене. И когда женщина подходит ближе, окидываю ее медленным, оценивающим взглядом, всю, от туфель на шпильках, подчеркнуто строгого делового костюма, скрывающего сухую, поджарую фигуру, и до костистого лица со слишком яркими красными губами.

Выжидаю. Прикидываю шансы. Двое громил заходят с обеих сторон, не опуская пистолетов с навинченными глушителями. Боже, какая честь... Женщина, тем временем, остановившись прямо передо мной, разглядывает меня так же бесцеремонно, как и я ее.

- Вы заставили нас потрудиться, мистер Мураки... Надеюсь, вы того стоите.

Усмехаюсь ей в лицо.

- Это уж не вам решать, дорогая.

Мне не нравятся манеры этих людей. Меня злит, как они обставили эту встречу: чтобы застать меня врасплох. Я зверею от унижения и беспомощности... и от того, что не знаю, куда они забрали Орию. Как далеко они готовы зайти, чтобы добиться своего?..

- Зато я могу решать, в каком виде вам вернут вашего приятеля... если вернут вообще. Вы этого хотите?

Я пожимаю плечами, чувствуя, как страх-хорек начинает прогрызать дыру в моих внутренностях.

- Все равно. Он же мне только что изменил - вы сами видели... - Надеюсь, мой голос звучит достаточно безразлично.

Но она не покупается на это.

- Он изменил вам и два месяца назад, мистер Мураки. Думаю, вы простите его и на сей раз... Если только будет, кого прощать. Но это зависит только от вашего благоразумия. Согласны?

Не свожу немигающего взгляда с накрашенной стервы, даже когда слышу шум второго автомобиля, и один из громил толкает меня пистолетом под ребра.

Наконец, она все-таки не выдерживает:

- Что вы так смотрите на меня, мистер Мураки?

Медленно, с вызовом, провожу языком по губам.

- О, ничего особенного. Просто пытаюсь представить вас без...

- ...без одежды?

- Нет, дорогая. Без кожи.

* * *

Больше ни единого слова. Короткая поездка на машине. Частный паром.

Я замечаю второй автомобиль на другом конце пустынной палубы.

- Приведите моего друга. Я хочу видеть его.

Нам все равно никуда отсюда не деться... Ей явно хочется отказать, я вижу это по глазам, просто из мести, просто чтобы доставить себе такое удовольствие... Но все же кивает и что-то отрывисто рявкает в черную коробочку рации.

...Посреди ярко освещенной палубы. На глазах у всех... Я чувствую втыкающиеся в спину взгляды... Я вас нервирую, да, ублюдки? Ничего... Это только начало...

Жестом подзываю Орию ближе. Улыбаюсь. Притягиваю к себе - и начинаю целовать.

Чувствую, как напрягаются его плечи под моими ладонями - и тут же расслабляются. Он обхватывает мой затылок... какие у него холодные пальцы!...

А губы - теплые. Теплые и сухие. Я прикусываю их, обвожу языком, пробуя на вкус. Наш поцелуй становится глубже, интимнее... Мои руки скользят по его спине, опускаются на бедра... Я отрываюсь от его рта, ласкаю губами шею, подбираясь к мочке...

Сквозь полуприкрытые веки - наблюдаю. Похоже, достаточно. Все до единого наблюдатели смущенно пялятся в сторону. Еще бы - не каждому гетеросексуалу под силу выдержать, когда двое мужчин так выставляют себя напоказ!..

Теперь можно наконец поговорить...

По-прежнему делая вид, будто целую его, шепчу Ории на ухо:

- Какого черта?..

Он зарывается лицом мне в плечо.

- Кадзу, это была подстава... с самого начала... Тот синеглазый - он таскался за нами весь вечер... Я его сразу засек...

- Тогда зачем ты..?

- Они - это «Бизнес», Кадзу. Мне сказали еще в Киото. По номеру машины, которая следила за тобой... - Теперь уже его губы на моей коже... Кончик языка скользит вдоль сонной артерии... Меня пробирает дрожь. - Серьезные парни. Не мафия - гораздо хуже. Политика и торговля. Они продают власть... Что им от тебя нужно?

Едва заметно пожимаю плечами. Откуда мне знать? Хотя... кое-какие предположения имеются. Но пусть лучше скажут сами...

- Ори, если ты знал... зачем поехал со мной?

Он не успевает ответить. Синеглазый ублюдок, успевший сменить нож на «люгер», отталкивает Орию от меня.

- Пора нарушить вашу идиллию, господа...

Мне не нравится, как он смотрит на Орию. Мне не нравится, что он уводит его... В тех местах, где руки Ории только что касались меня, я чувствую холодную пустоту.

Неожиданно Ория оборачивается и - не померещилось ли мне?! - подмигивает.

- Ты хорошо целуешься, Мураки-сан, ты знаешь об этом?

Это что - ответ на мой последний вопрос?

Я смотрю ему вслед. Это чувство... Я всегда гордился тем, что способен препарировать свой внутренний мир с тщательностью и мастерством хирурга, - но я не знаю, как назвать то, что я чувствую сейчас.

* * *

В самолете нам не позволяют сесть рядом.

Разумеется, самолет частный, и кроме нас там никого нет. Наблюдаю, как Ория о чем-то переговаривается с синеглазым в передней части салона... Ему что, обязательно сидеть с ним так близко?!

Подстава...

Но откуда они могли знать, что Ория клюнет на синеглазого? Не верю в случайности. Понятно, что эти парни все равно зацепили бы нас, так или иначе... Лидо - слишком маленький остров... Но они предпочли устроить спектакль. Пожелали кое-что мне продемонстрировать с самого начала.

Поиграть со мной...

И все же, откуда такая уверенность, что Ория клюнет? Как давно они следили за ним?..

Я смотрю на них, - благо, кресла расположены не рядами, а по периметру салона, вдоль бортов. Ория улыбается каким-то словам синеглазого, встряхивает головой...

Мне он не улыбнулся ни разу, за все эти десять дней.

И внезапно части головоломки с хрустом становятся на свои места.

Темные волосы. Гибкая фигура. Синие глаза... ну, конечно, синие глаза смутили меня. Слишком яркая деталь. Люди из «Бизнеса» явно старались подобрать кого-то похожего на... на того, с кем Ория был два месяца назад...

На Цузуки.

Я чувствую, что мне не хватает воздуха.

Я чувствую, что мир крошится вокруг меня, как засохшее печенье.

Я... я больше ничего не чувствую...

Прежде, чем меня успевают остановить, бросаюсь вперед.

Горло Ории под моими пальцами - такое белое, такое уязвимое. Я чувствую, как пульс обезумевшей бабочкой бьется у моих пальцев...

Сжимаю сильнее...

Он не пытается сопротивляться. Смотрит в упор. Обреченно. Устало...

Ори, как ты мог?..

Как?!

Я ничего не говорю вслух - но он прекрасно понимает меня. Я вижу это по его глазам.

Меня оттаскивают, заламывая за спину руку. Что-то острое протыкает предплечье, - как укус пчелы...

Приветствуя стремительно надвигающееся небытие, последнее, что я уношу с собой, это голос Ории:

- Ты хотел знать, зачем я поехал с тобой?.. Я надеялся, что ты наконец убьешь меня, Мураки-сан... У меня самого на это не хватило духу...

0

6

ЧИКАГО

Конференц-зал огромен, как поле для гольфа. Бежевый ковер, мебель в стиле хай-тэк, и неожиданно - старинные картины на стенах. Я засматриваюсь на Ван Эйка. Неужели подлинник?..

- Да, мистер Мураки, это подлинник. Лувру пришлось удовольствоваться копией.

Я беру протянутый стакан. «Лафройг»? Чистый, без льда и содовой, тридцатилетней выдержки... Что ж, эти ребята неплохо изучили мои вкусы.

С наслаждением вдыхаю смолистый аромат виски и поднимаю стакан, приветствуя своего визави.

- Я вижу, «Бизнес» всегда получает то, чего хочет?

Идеальная стрижка, крепко сбитая фигура. Несмотря на возраст - ему, должно быть, чуть за пятьдесят, - ни грамма жира, одни мускулы. Впрочем, любые недостатки телосложения все равно скрыл бы идеально пошитый костюм. Возможно, потом я спрошу у него адрес портного...

- Вы правы, мистер Мураки. Всегда, без каких-либо исключений.

Он заметил, что я назвал их организацию по имени, и это явно произвело впечатление. Но он слишком привык подавлять оппонентов, чтобы правильно оценить мой намек. Что ж, самоуверенность противника - всегда его слабость. А чужие слабости я умею использовать как никто другой...

Растягиваю губы в улыбке.

- А теперь «Бизнес» пожелал получить меня... - Не спрашиваю. Утверждаю.

Он кивает в ответ.

- Совершенно верно, мистер Мураки. Хотя, признаюсь, вы заставили нас побегать. Зачем вам надо было скрываться?

Удивленно поднимаю брови.

- Скрываться? Если бы я хотел скрыться от вас, то Венеция - последнее место, которое для этого подходит. Идеальная мышеловка... Нет, мистер...

- Холтон, - услужливо подсказывает он.

- Нет, мистер Холтон, я не скрывался. Но мне было интересно, сколько времени у вас займет, чтобы пройти по моим следам.

Он поднимает брови.

- И в чем тут интерес?

- Понять, кто вы такие, мистер Холтон, и на что вы способны. А значит - стоит ли с вами связываться. Я не оставлял на своем пути хлебных крошек, подобно Мальчику-с-Пальчик, но представляю, как вы меня нашли. Консульские базы данных по всем странам, где нам могли быстро дать визу. Базы данных авиакомпаний. Прокат автомобилей. Ну, и так далее... В общем, вы справились весьма оперативно. Я, признаться, рассчитывал на чуть более долгий отпуск.

- Надеюсь, вы простите нас за это вмешательство...

- Надеюсь, вы дадите мне повод вас простить... Что вы предлагаете, мистер Холтон? Зачем я вам понадобился?

Он прячет озадаченность за улыбкой. Должно быть, не ожидал такой готовности к сотрудничеству. Но с чего бы мне возражать? Я не против поработать на кого-то, если за это хорошо заплатят. Они не стали бы гоняться за мной через полмира, если бы дело того не стоило.

Так что тут явно что-то крупное. Интересное.

Наверняка - преступное. Иначе зачем им нанимать именно меня?

Мысленно потираю руки в предвкушении...

- Да, кстати, мистер Холтон... Прежде чем вы предложите мне пройти в лабораторию, где ваши спецы начнут сыпать техническим жаргоном, и мы уже не сможем толком поговорить... Я хотел бы поставить вам два условия.

- Только два, мистер Мураки? Я вижу, вы сговорчивый молодой человек...

Он доволен, но сохраняет настороженность. Наверняка, настраивался на долгую торговлю, может быть, шантаж, угрозы... Я своей уступчивостью ломаю ему всю партию.

Погоди, приятель, ты еще ничего не слышал...

- Это не считая денег, мистер Холтон. Но деньги - не условие. Деньги - это sine qua non нашей будущей дружбы.

Оценивает мою латынь. Покровительственно, отечески улыбается.

- Слушаю вас со всем вниманием, мистер Мураки.

- Первое: мне нужен мой любовник. - Смотрю на него с вызовом. Ну-ка, посмотрим, как ты это проглотишь? - Если вы хотите, чтобы я работал, - мне нужно трахаться.

Проглотил. Поморщился, но проглотил. Впрочем, все эти пуритане старой закваски... знаем мы, что там делается в их закрытых школах для мальчиков.

- Мистер Мураки, ваш... друг... не должен покидать это здание. Никогда - до тех пор, пока длится наше сотрудничество. Поймите меня правильно: я вижу, что вы настроены к нам лояльно. Но мы не доверяем никому. То, что мы хотим вам предложить... эти эксперименты... они слишком важны, чтобы рисковать. Мы будем использовать все доступные средства, чтобы гарантировать вашу... заинтересованность.

Так много слов, чтобы выразить такую простую мысль...

- Ну, значит, тогда я тоже останусь здесь. Этот небоскреб весь принадлежит «Бизнесу»? - Он кивает. - Стало быть, вам не составит труда подыскать мне место для жилья. К тому же, я привык появляться на работе в любое время дня и ночи. Это будет проще, чем ездить из города. Лаборатория в подвале?

- Да. Сейчас мы спустимся туда...

Придерживаю его за рукав. Улыбаюсь. С удовольствием замечаю, что от моей улыбки ему явно не по себе.

- Не так быстро, мистер Холтон. Есть еще второе условие. Если работа сложная, если над вашими задачами придется как следует поломать голову, если это нечто настолько заковыристое, что у ваших спецов уже спеклись мозги, то, чтобы во всем разобраться, мне придется...

Тяну паузу. Наслаждаюсь...

- Да, мистер Мураки? Что?..

- Мне придется убивать.

* * *

Они соглашаются.

Еще бы они не согласились!

Каждый мой выход в город будет обставлен массой правил и запретов - и Ория остается у них в заложниках... Но я получил все, чего хотел.

Осталось только выяснить, действительно ли мне под силу разобраться с этой проблемой регенерации тканей.

Спецы «Бизнеса» неплохо преуспели. Клонирование органов, восстановление поврежденных клеток. Расшифровка кода ДНК. Но то, куда они метят, - много сложнее.

Фактически, они пытаются заполучить эликсир бессмертия.

Мне нравится этот вызов!

Дрожь предвкушения в пальцах...

Возможно, именно к этому я шел всю свою жизнь.

* * *

Из подземных лабораторий возвращаюсь уже за полночь. Черт возьми, эти парни ни в чем себе не отказывают!.. Вся аппаратура, о какой только можно мечтать... Грандиозный размах... Даже лучше, чем я предполагал...

Пока я знакомлюсь с новой работой, то и дело ловлю на себе опасливые взгляды, слышу шепотки за спиной. Кто-то довольно громко произносит, когда думает, что я не слышу: «Видел его глаза? Псих чистой воды, меня от него трясет...»

Ничего. Пара дней - и они будут есть у меня с руки.

Я это умею.

Лифт взмывает вверх. Здесь тоже охрана, как и повсюду. Я ни на миг не остаюсь в одиночестве. Только у входа в мое новое жилище они наконец убираются прочь.

В пентхаусе темно, - насколько вообще о темноте можно говорить в мегаполисе, купающемся в неоне реклам, свете фонарей и мерцании бессонных окон...

Ория спит на диване в гостиной.

Ждал меня все это время?

Или просто не захотел идти в спальню?..

Грубо встряхиваю его за плечи.

- Раздевайся!

...Его глаза в темноте, на бледном лице - два озерца чернил, - влажно блестят, как будто отражая свет луны. Ори, какого черта ты смотришь на меня так?

Какого черта, Ори?

Зачем ты сделал это?..

Он раздевается - а я представляю его с Цузуки. Что он говорил? Как ласкал его? Так же, как я сейчас облизываю взглядом эту холодную серебристую кожу?..

Нет! Не могу больше!..

Толкаю Орию на ковер. Заставляю раздвинуть ноги, приподнимаю его бедра... Он морщится, - должно быть, от моих пальцев останутся синяки...

Хорошо...

Вхожу в него резким толчком, глубоко... так глубоко, насколько могу... и еще глубже... словно пытаюсь разорвать пополам, добраться до самых укромных мест, до того, что он прячет от меня...

Единственный способ познать другого человека...

Оттрахать его.

Наши тела сталкиваются с глухим стуком. Это больше не живая плоть. Мы камни, катящиеся с горы и сбивающие друг друга...

Не выдержав, Ория начинает стонать.

- Прошу тебя...

Не проси! Не надо!

Я становлюсь еще безжалостнее, еще грубее. Мои ладони вжимают в пол его плечи. Он корчится подо мной...

Моя разбитая кукла...

Наконец, я выплескиваюсь, почти не чувствуя удовольствия. Это было почти как убийство - просто необходимость. Я должен был освободиться от этого наваждения.

Ория так и лежит на ковре. Этот хриплый звук - его дыхание.

Срываю с себя одежду, стираю этими тряпками пот со своего тела, отшвыриваю в сторону влажный ком. Сажусь в кресло и закуриваю, глядя в окно.

...Вторая сигарета, зажженная почти от фильтра первой...

Это в глазах у меня такая тьма - или в городе вдруг погас весь свет?..

Ничего не слышу, кроме этого дыхания за спиной.

Ни о чем не могу думать.

- Ори... подойди ко мне...

Он приближается, и я указываю ему на пол, у своих ног.

Молча опускается рядом, опираясь затылком о подлокотник.

О чем... о чем он думает сейчас? Не знаю, и мне это безразлично. Но я все же спрашиваю:

- Ори, ты и Цузуки... Почему?

Он запрокидывает ко мне бледное лицо с запекшимися, искусанными в кровь губами.

- Знаешь, он спрашивал меня о том же самом, - насчет тебя...

- Я плевать хотел, о чем он спрашивал! Я просто хочу знать - по-че-му?

Он пожимает плечами. Отворачивается. Я едва слышу его голос.

- Кадзу... Он - лучшее, что у меня было в жизни...

В твоей чертовой гребаной блядской жизни?.. Проклятье, до чего ты меня довел, Ори, - я даже ругаться начал в точности, как ты...

Медленно опускаюсь рядом с ним на колени, беру его лицо в ладони, притягиваю к себе...

Прикасаюсь к губам... Чувствую, как он весь дрожит под моими руками... чувствую его готовность раскрыться мне навстречу...

Чувствую...

Я кусаю его рот, пока моя слюна не смешивается с его кровью.

Отрываюсь наконец. Сплевываю на ковер.

Смотрю в его распахнутые, затопленные страданием глаза.

- Ори... Лучшее, что было в твоей жизни... это - я.

Все остальное - просто сон... морок... видения, насланные луной...

Сейчас я покажу тебе, что такое реальность.

Я разворачиваю своего любовника к себе спиной. Пальцами раздвигаю напрягшиеся ягодицы. Вхожу в него рукой, сложив ладонь лодочкой, - с силой, как можно глубже... Он терпит, пока может, - но потом взрывается криком...

- Я вырву тебе сердце, Ори, - шепчу я в выгнувшуюся от боли спину, этим торчащим лопаткам, этим выпуклостям позвонков, этим покатым плечам, нежной шее, затылку... - Я вырву твое чертово сердце...

* * *

Работа поглощает меня без остатка. Здесь все, чего я ожидал - и даже больше. Лаборанты за глаза именуют меня не иначе как «чудовищем» - и обожают, все до единого.

Для опытов полно живых образцов, свежих органов для пересадки, - «Бизнес» не стесняется в средствах.

Любое, самое дорогостоящее оборудование доставляют в тот же день, по одному моему требованию. Я могу делать все, что пожелаю...

Я почти счастлив.

Почти - до той поры, пока не приходится возвращаться в пентхаус.

Я больше ни разу не трахался с Орией после той ночи. Вот уже три недели.

Он не избегает меня. Его просто словно бы и нет рядом.

Я смотрел записи с камер наблюдения - естественно, они у нас повсюду, Холтон и не думал этого скрывать. И без всяких колебаний отдал мне кассеты. Я потратил на них несколько часов. А мог бы - одну минуту.

На них на всех - одно и то же. Как будто запись поставлена на бесконечную паузу.

Ория сидит в гостиной. На полу. У того самого кресла. Колени поджаты к подбородку. Взгляд устремлен в окно.

На что он, черт возьми, смотрит? Оттуда же видно только небо!..

Плевать.

Я больше не хочу его. Мне плевать.

Я был бы рад избавиться от него теперь, - но «Бизнес» на такое не пойдет. Они решат: это уловка. Нарочно подстроено, чтобы вывести моего любовника из игры. Чтобы лишить их возможности давить на меня.

И Ория остается.

...Я замечаю в нем перемены. Натянувшаяся кожа на скулах. Бледность. Лихорадочный блеск в глазах. Он почти не ест. И, кажется, почти не спит.

Я молча наблюдаю.

...До тех пор, пока однажды, вернувшись в пентхаус чуть раньше обычного, не сталкиваюсь у выхода из лифта с тем самым парнем, из Венеции.

На этом этаже нет другого жилья. Только наше.

Мы с синеглазым сцепляемся взглядами. В его зрачках столько ненависти ко мне...

Но что я ему сделал?

- ...Какого черта он здесь забыл?

Ория поднимается мне навстречу. На скуле темнеет свежий кровоподтек: вчера я опять ударил его... уже не помню за что. Мною владеет такая злоба, что особого повода ей не нужно. Она вытекает из меня, как вода из расколотого кувшина.

Раньше я никогда не поднимал на своего любовника руку, даже в пылу ссоры. Мне было жаль уродовать его лицо, жаль портить чудесную матовую кожу... но теперь я нахожу в этом какое-то болезненное удовольствие. Ставлю свою метку, тавро собственника... если бы мог - я бы точно так же заклеймил и его душу...

Ория никогда даже не пытается защищаться.

Ну, хотя бы не молчи!..

- Ори, зачем он приходил?

Пожимает плечами.

- Не знаю. Хотел закончить то, что мы тогда начали...

Я вспоминаю Венецию... Сырую, темную подворотню... Руки, жадно скользящие по бедрам... Губы, распухшие от поцелуев... Острый запах желания, идущий от разгоряченной плоти...

- Ты что, смеешься надо мной?

- А разве похоже?

Если он не прекратит - я опять его ударю...

И тут, внезапно, я понимаю, что Ория нарочно провоцирует меня.

Зачем?..

Какая разница! Мне плевать, что делается в этой слишком красивой голове. Не хочу этого знать! Не хочу знать, о ком он думает, когда остается один... Чьи глаза ему видятся, когда небеса на закате играют всеми оттенками фиолетового...

Усталость внезапно обрушивается мне на плечи неподъемным грузом. Медленно, словно опасаясь, что эта ноша переломит мне хребет, опускаюсь в кресло.

Кажется, ненадолго отключаюсь...

Когда я открываю глаза, за окном уже темно. Ории нет в комнате. Рядом со мной на столике - стакан «лафройга». Почти полный... но я безошибочно нахожу то место, где Ория прикасался к стеклу, чтобы отпить глоток. Прижимаюсь к невидимому отпечатку - с такой силой, что раню губы о кромку зубов...

А затем с размаха швыряю стакан об стену.

* * *

Наутро первым делом я иду к Холтону. Мне нужен отпуск - на одну ночь.

Он не выказывает ни тени удивления. И почти - ни тени страха.

Он знает, в чем дело. Я уже уходил неделю назад. Они следили. Они знают, что я сделал с той девушкой.

Мне все равно.

...Кстати, рыжеволосая красотка в Осаке... Я случайно узнал. Ее звали Амели Ноткомб. Она была помощницей мисс Тэлбот, красногубой стервы, которая поймала меня в Венеции. Люди из «Бизнеса» подослали ее ко мне. Хотели побольше узнать о докторе Мураки...

Что ж, они добились цели. Вот только что они будут делать со своим знанием?

Я убийца, социопат, психованный придурок. А еще - я гений. И я нужен им.

Пусть попробуют проглотить все это, не подавившись!..

Встречаясь в коридорах лаборатории с красногубой мисс Тэлбот, я кланяюсь ей с преувеличенной любезностью...

* * *

Я ухожу - и возвращаюсь.

Вот только... мне не хватило одной ночи. Слишком много времени ушло на то, чтобы подыскать подходящее место, - пустой склад на окраине, - собрать там все необходимые инструменты... Затем еще - выследить его.

...Ну, и потом - он слишком долго умирал...

Я, кажется, говорил, что никогда не убиваю ради удовольствия? Что мною всегда движет одна только необходимость?

Я солгал.

Это - первая смерть, которой я наслаждался, от первой и до последней минуты.

...Когда он еще не понимал, что его ждет, и, связанный, очнувшись от инъекции, орал мне в лицо, что я ублюдок, бессердечный мерзавец, что я недостоин любви Ории и разрушаю все, к чему прикасаюсь...

...Когда он впервые почувствовал боль, и стал кричать, что мне это с рук не сойдет, что я не имею права поступать так с ним, с человеком из «Бизнеса»...

..Когда он захлебывался собственным криком и умолял убить его поскорее, не в силах больше терпеть...

...Когда он уже ничего не кричал, а просто хрипел, выблевывая собственные внутренности...

...Когда я наконец закрыл его синие глаза...

Я наслаждался каждым мгновением.

И жалел только об одном - что вынужден довольствоваться двойником, не в силах заполучить оригинал.

И еще - что рядом нет Ории, и я не могу разделить с ним это...

...Но теперь я возвращаюсь. Он увидит все в моих зрачках - как на крохотном киноэкране. Я покажу ему, как все было...

Я хочу, чтобы он заглянул мне в глаза и увидел там смерть... А затем - заглянул еще глубже.

Я хочу...

...Но пентхаус пуст.

Я чувствую отсутствие Ории, как фантомную боль на месте ампутированной руки.

Не веря собственным глазам, обхожу все комнаты до единой...

Деловитая горничная с метелкой стряхивает пыль со стола.

- Где... где мой друг?

Голос, за сутки отвыкший от разговоров, подчиняется с трудом.

Она отвечает - и слух, отвыкший от связной речи, отказывается воспринимать смысл.

- Повторите... прошу вас...

- Он внизу, в лазарете, сэр. Его отправили туда два часа назад, когда люди мистера Холтона... закончили с ним... Мистер Холтон просил передать, что вы можете спуститься туда, как только появитесь, но затем - он будет ждать вас у себя в кабинете. Палата 307. Это минус третий этаж, мистер Мураки...

Я кидаюсь к лифту.

Ория! Что тут могло случиться, пока меня не было?!

* * *

В дверях палаты замираю. Хватаюсь за притолоку.

Этого просто не может быть!..

- Ори! Кто... кто это сделал?!

Лицо - один сплошной кровоподтек. Почерневшие губы. Ссадины на лбу, на щеке... Левая рука в бинтах от плеча до кончиков пальцев. Правую он прячет от меня.

Бесцеремонно, не обращая внимания на его яростный взгляд, откидываю одеяло.

...И тут же отворачиваюсь. Я еще не готов это видеть.

Не готов справиться с собственной яростью, с желанием крушить все вокруг... с желанием убивать...

- Ория...

Он что-то шепчет, и я наклоняюсь ближе, чтобы он не тратил дыхание.

- Все... не так... страшно... Кадзу... только снаружи... Они просто... хотели... тебя проучить...

Меня?

Я растерянно тру виски.

За смерть синеглазого? За то, что я пропал на целые сутки?

Дождались первой же оплошности, - и показали, на что способны...

«Мы - «Бизнес», мистер Мураки... Впредь помните об этом и не пытайтесь играть с нами в свои игры!..»

Этот голос звучит у меня в голове - или?..

Я оборачиваюсь. Холтон стоит за спиной.

Не вытерпел, ублюдок! Явился полюбоваться?

Панцирь ледяного спокойствия мгновенно сковывает меня. Я скалюсь в улыбке.

- Спасибо, что заглянули, мистер Холтон. Я впечатлен... Надеюсь, вам будет не хватать вашего синеглазого красавца... Его уже нашли?

Кажется, только джентльменское воспитание мешает ему наброситься на меня с кулаками. Ну... или он просто боится меня.

- Нашли, мистер Мураки, - доносится сквозь стиснутые зубы. - Мы нашли... все, что вы соизволили нам от него оставить. И позвольте заметить - такого пункта не было в нашем соглашении.

Я с равнодушным видом пожимаю плечами и легонько глажу Орию по волосам.

- Ну, так внесите его туда. Каждый, кто тронет моего друга - умрет. Я достаточно ясно формулирую?

Холтон молча кивает. Когда он поворачивается, чтобы уйти, я окликаю его:

- Ах да, вот еще что... Никого из ваших коновалов я и близко не подпущу к этой палате. Распорядитесь, чтобы мне оставили только одну медсестру... и принесли сюда кушетку...

В лаборатории им пока придется справляться без меня.

* * *

Я весь день ухаживаю за ним. Меняю повязки, ставлю капельницы... словно возвращаюсь на тысячу лет назад, в беззаботное прошлое студента-медика... Медсестра поначалу порывается помочь - похоже, ей до слез жаль моего длинноволосого самурая; она хлюпает носом всякий раз, когда смотрит на него, - но я не подпускаю ее к нему, и она смиряется. Молча наблюдает, подает лекарства, приносит обед. Все лакомства - только Ории. Мне - сухой, безвкусный, как бумага, больничный паек... Все равно. Я не чувствую вкуса пищи...

К вечеру все же не выдерживаю - требую себе ноутбук. Поскольку вайфаем охвачено все здание - нет проблем с выходом в сеть, и я могу получить последние данные из лаборатории, не покидая палаты. До утра сижу над таблицами опытов...

Кажется, мы к чему-то приближаемся...

На рассвете наконец выключаю компьютер. И засыпаю тут же, в жестком больничном кресле, рядом со своим избитым любовником, уронив голову на его перебинтованную руку.

И просыпаюсь, оттого что он медленно, осторожно гладит меня по волосам...

...Нет, не просыпаюсь... Я сплю, и мне все это снится...

Бережно откидываю покрывало, обвожу контуры синяков на груди, на бедрах... Чувствую, как он вздрагивает под моими прикосновениями...

Эти отметины... память о пережитой боли... Я прочерчиваю их пальцами, как карту неведомой земли.

Ория запрокидывает голову.

Глажу каждый рубец, каждую ссадину, каждый кровоподтек, почти не замечая его стонов. Наконец я чувствую, что владею этим телом без остатка, как будто то, что внутри, и то, что снаружи, соединилось в одно, и больше нет никаких преград...

...О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас -  зелень;  кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы...

Спускаюсь к паху, моя ладонь ложится на его член...

Поглаживаю его так же, как себя, когда мастурбирую... Никогда не трогал... другого... это так странно...

Ория чуть слышно стонет.

Все равно.

Я продолжаю.

...Как кисть кипера, возлюбленный мой у меня в виноградниках Енгедских...

Чувствую, как его пальцы конвульсивно сжимаются в моих волосах...

- Кадзу... что...

- Помолчи...

Его член напряжен... он ложится в ладонь так, как будто создан по моей мерке... я сжимаю его, ласкаю, дразню... Но мне этого мало!

Я не знаю, чего я хочу...

Чего-то большего!

...Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви...

Склоняюсь ниже... тянусь к нему...

...касаюсь губами...

...провожу языком вдоль напряженного стержня, отслеживая бег жилок под кожей и гладкий изгиб головки...

...и наконец забираю его в рот целиком...

Стон Ории ударяет мне по ушам, - не знаю: боль или наслаждение. Что мне до того?! Я хочу... хочу ласкать тебя здесь, хочу всасывать тебя, вбирать целиком, выпускать на миг, маня обманчивым обещанием свободы - чтобы только крепче пленить спустя секунду... Я хочу тебя!

...Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви...

Сперма выплескивается мне в рот. Я раскатываю ее на языке, не торопясь глотать, пытаясь прочувствовать вкус... Она впитывается в нёбо, в десны, в гортань... Я весь переполнен этим вкусом...

Поднимаю голову. Смотрю на него.

Зачем? Что я хочу увидеть?

...Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его...

Он кривит в ухмылке разбитые губы.

- Кадзу... мне нравится твой способ просить прощения...

Я усмехаюсь в ответ.

- А мне нравится твой способ признавать мои таланты... Не ты ли недавно называл меня паршивым любовником?

- Бр-р, а как тебя еще назвать? Ты только посмотри, что ты сделал... набросился на человека, у которого и так ни единой целой косточки не осталось...

- Не ври хирургу. - Я строго сдвигаю брови. - У тебя ничего не сломано, разве что - пара ребер. Пустяки. Нечего давить на жалость. Я с тобой еще не закончил... - Внезапно взгляд у него становится, как у потерявшегося ребенка. Я тут же осекаюсь. - Что такое?

- Кадзу... Неужели я могу нравиться тебе только... таким? - Пальцами он осторожно касается сломанного носа. Пытается усмехнуться... но глаза больные-больные, и улыбка на распухших губах выглядит хуже гримасы. - Неужели тебе нужна моя боль - чтобы подарить мне удовольствие?

Этот вопрос заслуживает ответа. Я пытаюсь подойти к нему, как ученый, холодно и отстраненно, препарируя свои чувства, как труп в анатомичке. Мои чувства лучшего и не заслуживают...

Но все так туманно... Мне недостает данных для точного анализа.

С серьезным видом качаю головой.

- Ори, я бы и рад ответить, но... Думаю, нам придется повторять этот опыт еще несколько раз. Ты будешь постепенно выздоравливать, - и мы посмотрим, на каком этапе мое желание ласкать тебя начнет ослабевать. Тогда можно будет договориться с Холтоном, чтобы его громилы поддерживали тебя в таком состоянии...

Мне все же удалось его насмешить. Он хохочет - и тут же начинает выть от боли. Я сцеловываю слезинки с опухших глаз.

Прижимаюсь губами к его уху... как тогда, на пароме.

- Ори, я не знаю, честно... Ты же понимаешь, я не могу стать другим. Я такой, какой есть. - Эгоцентрик, не способный думать ни о ком, кроме себя... Наркоман, подсевший на собственные пороки... Мальчик с рисунка Дали, с ангельским взором - и крысой в зубах... - Думаешь, пара поцелуев меня изменит?

Я всего лишь приоткрыл в воротах своей цитадели крохотную щелку, - и ты успел протиснуться внутрь. Но это не значит, что сама цитадель завтра же исчезнет... Или что ее стражи не вышвырнут вон незваного гостя...

Если честно, мне страшно. Может быть, впервые в жизни.

Впервые в жизни у меня появилось нечто такое, что я боюсь потерять... и я над этим совершенно не властен.

Я смотрю на него.

- У тебя щека опять кровит. Погоди... сейчас... - Тянусь за антисептиком. Осторожно промокаю тампоном кровь. - Ори... Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как все было.

Если он сделает вид, что не понял... что ж, я не буду настаивать.

Но он понимает.

- Насчет Холтона? Или... насчет Цузуки?

Вздыхаю.

- И то, и другое. Второе - вкратце. Первое - во всех подробностях. Тогда, если мне станет очень больно, - я хотя бы смогу утешиться тем, как было больно тебе.

Я не хочу казаться лучше, чем я есть.

И он рассказывает. Очень спокойно. Очень тихо. Мы разливаем нашу боль по бокалам и пьем, как черное вино. Когда я понимаю, что не могу больше слышать от него имя Цузуки, я закрываю Ории рот поцелуем, и пью кровь с его губ.

* * *

Работа движется со скоростью курьерского поезда. Я днюю и ночую в лаборатории, - с того самого дня, как забрал Орию обратно в пентхаус. Являюсь туда за полночь, валясь с ног от усталости, не могу ни разговаривать, ни заниматься любовью... Засыпаю раньше, чем успеваю раздеться...

Два-три часа сна - и я уже опять на ногах.

Успеют ли доставить новые образцы? Провести облучение... Попробовать еще вот эту комбинацию инъекций...

Лаборанты носятся, как ошпаренные, тихо стонут от моих новых требований, у всех - воспаленные глаза и недельная щетина... И все как один - счастливы. Мы движемся к концу...

Это будет открытие века!

Жаль только, что оно навсегда останется похороненным в недрах «Бизнеса»... Я бы не отказался от всемирной славы. Думаю, нобелевская речь у меня бы получилась на славу. Да... я бы нашел подходящие слова...

Но этого не будет. Наша методика продления жизни останется в цепких руках Холтона, и иже с ним. «Бизнес» будет жить вечно.

В отличие от Ории и меня...

Думаю, они прикончат нас, как только убедятся, что результат достигнут.

Дальше держать нас при себе для них бессмысленно и опасно. А гарантировать мое молчание можно лишь одним-единственным способом...

Я признаю их логику. Она мне близка и понятна. Они ведь тоже убивают не для удовольствия - а только по необходимости.

Похоже, у нас разыграется интересная партия...

* * *

Наконец, все, что нам остается, - это последние, проверочные испытания. Можно замедлить темп. Можно полдня не появляться в лаборатории, где все равно пока ничего не происходит. Можно посвятить немного времени самому себе.

Я отсыпаюсь.

Принимаю приглашение на обед от Холтона, - здесь же, в ресторане, на пятидесятом этаже небоскреба. Он разделывается с фуа-гра и омаром, и весь вечер говорит про гольф. Я заказываю стейк с кровью, но даже не прикасаюсь к мясу. Оно слишком напоминает мне о губах мисс Тэлбот.

После кофе спрашиваю у Холтона, где я мог бы найти принадлежности для игры в го.

Для «Бизнеса» преград не существует. Доску и камни мы с Орией получаем в тот же вечер.

...Что видят сейчас камеры, наблюдающие за нами?

Что слышат сверхчувствительные микрофоны, от которых нигде нет спасения?..

Все эти киношные выдумки о торопливых переговорах в ванной, под звук включенной воды, - сущий бред. С того самого, памятного поцелуя на пароме у нас с Орией больше не было ни единой возможности поговорить по-настоящему. Записывающая аппаратура, которую использует «Бизнес», способна уловить не то что слабый шепот, - даже дрожание воздуха у нас в гортани.

Но способна ли она уловить дрожание мыслей?..

Я ставлю доску на стол, расставляю камни для начала партии.

- Ты не против, если я сыграю черными?

Мой партнер по игре улыбается, глядя мне в глаза.

- Защита - или нападение?

Я улыбаюсь в ответ:

- Как велит нам традиция, - сперва захватим углы.

Выставляю первый камень на сан-сан. Ория отвечает ходом на хоши. Мы разыгрываем один из классических угловых дебютов, дзёсэки...

Что видят те, кто смотрят на нас сейчас?

Две головы - черная и белая, склонившиеся над доской.

Две горстки черных и белых камней в лакированных чашках.

Это всего лишь игра...

Мы с Орией не смотрим друг на друга. Один только раз я легонько касаюсь его пальцев, когда он уже готов сделать ход, запирающий мою позицию.

- Не сюда. Ты потеряешь темп.

Он задумывается на несколько секунд - и опускает камень на свободный крестик, почти в окружении черных камней.

Не слишком ли смело?

Хотя... Еще Мэйдзин Сюсаи учил: «Если твои камни слабы, а у партнера камни крепкие - бейся вплотную, ты не ослабнешь, а партнеру негде будет размахнуться». Ория не может этого не помнить...

Отвечаю классическим «ударом в талию», заранее предвидя, каков будет ход противника.

Ошибаюсь. Партнер, похоже, настроен на стремительное завершение партии.

- Ори... ты уверен, что не слишком много берешь на себя?

Качает головой. Самодовольная мальчишеская ухмылка странно смотрится на бледном лице, с еще не сошедшими синяками.

- Мураки-сан, доверься профессионалу... Вот, смотри...

Он берет в руки обе чашки с камнями и начинает стремительно выкладывать их на доску. В угол. В середину. В другой угол... Нодзоки. Атари. Еще ход - и фурикавари. Красота расклада завораживает меня...

Смотрю на доску с восхищением.

- Ты не оставил мне ни единого шанса, Мибу-сан.

Широким жестом он сметает камни с доски, и они рассыпаются по полу с гулким перестуком.

- Ни единого, Мураки-сан. Никогда.

Протягиваю ему руку, откидываюсь в кресле, раздвигаю ноги. Он опускается передо мной на колени. Я закрываю глаза...

Мое тело - безвольный ком плоти. Вместо крови - вода. Вместо кожи - туман. Единственное место, где есть жизнь, - это там, где Ория касается меня. Расстегнув на мне брюки, дальше он действует только ртом, словно позабыв о руках. Мне это не нравится, я бы хотел, чтобы он касался меня повсюду, чтобы тепло прикосновений разогнало этот стылый холод внутри, разожгло огонь, - и я наконец почувствовал бы себя живым...

Но он все делает по-своему.

И все делает правильно.

Ория... откуда ты знаешь мой ритм?..

Твои губы скользят по моему члену сперва очень легко, едва касаясь, - так слепой ощупывает лицо незнакомца...

Огонь разгорается... Мир вокруг приходит в движение, пульсируя в такт моей крови.

Губы движутся увереннее, то сжимают, то отпускают меня, - и я тянусь к ним сам, готовый на все, лишь бы это ощущение длилось как можно дольше.

И оно длится. Длится. И длится...

Я изнемогаю. Не помню, где я, что со мной происходит.

Неужели этот хриплый стон - мой?..

Больше не чувствую своего тела. Не осталось ни воли, ни мыслей. Я весь - там, я - абсолютная точка, равная бесконечности, на пересечении координат наслаждения и боли.

Чистая апперцепция. «Вещь для вещи»...

Абстракция, именующая себя человеком...

Гребаная абстракция!

Не могу больше сдерживаться...

Суперэго, со всеми его манерами, схемами, утонченными конструкциями, с его запретами и иерархией мотивов... все это летит к чертям под рвущимся изнутри потоком Ид.

Ид... инстинкты... черная река, взламывающая лед в половодье.

Моя снежная маска идет трещинами.

Я чувствую, как куски ее осыпаются, оставляя меня нагим и беззащитным...

Ох, блядь, не могу больше... Ория... прошу тебя...

Не могу...

Ну, давай же! Да...

Прошу тебя...

Прошу...

...Оргазм опаляет напалмом, сжигает изнутри, оставляя за собой мертвое, выжженное пространство.

No man's land.

Я не открываю глаза, зная, что увижу вокруг - пустоту.

Я не верю, что рядом мог остаться еще кто-то живой.

Я не верю, что сам еще жив...

Но внезапно чужие губы прижимаются к моим губам. Горячие, солоноватые на вкус...

И я понимаю, что все возможно.

* * *

Небывалое событие: Холтон объявляется в лаборатории в разгар рабочего дня. Обычно он никогда не мешает нам, довольствуясь вечерними отчетами лаборантов; лишь изредка, если возникают вопросы, требует ответов от меня.

У него взволнованный вид. Белый халат застегнут криво, не на ту пуговицу, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не начать его поправлять, - все же во мне неистребима страсть к порядку...

- У нас неожиданное осложнение, мистер Мураки... - Он сразу переходит к делу.

Бросаю пару слов помощникам: пусть заканчивают ввод данных без меня, - и веду гостя в свой кабинет. Присаживаюсь на край стола.

- Слушаю вас, мистер Холтон.

Наверное, такое же лицо у него будет, когда он отдаст приказ пристрелить нас с Орией. Сосредоточенно-досадливое... Лицо человека, вынужденного справляться с уймой докучливых ежедневных проблем...

- Скажите, мистер Мураки... Насколько ваш проект сейчас готов к тому, чтобы представить его... потенциальным покупателям?

Вот это да!

- А разве первыми его должны увидеть не ваши боссы?

С еще более раздосадованным видом американец отмахивается.

- Да, да, конечно, это так. Руководители первого уровня приедут к нам в конце месяца... дата сейчас уточняется. Но... этот клиент не желает ждать. Насколько я понимаю, он очень, очень стар... Каждый час имеет значение!

- Настолько, что он готов выложить деньги за непроверенную методику? - изумляюсь я.

Холтон покровительственно похлопывает меня по плечу.

- Вы еще слишком молоды, мистер Мураки. Вы не представляете, как высоко люди ценят свою жизнь, и на что они способны ради этого. Особенно - старики.

...Похоже, он забыл, с кем говорит... Я усмехаюсь про себя.

Хотя, с другой стороны, мне еще не доводилось убивать стариков. Может, они и впрямь реагируют на это иначе, чем молодые?

А на что вы сами готовы ради своей жизни, мистер Холтон?..

- Важный клиент? - заговорщицким тоном осведомляюсь я.

- О-очень. - Американец качает головой. - Понятия не имею, откуда они пронюхали о наших исследованиях, но интерес огромен. Они желают видеть результаты немедленно.

- Через неделю, - отрезаю я.

- Через два дня.

- В пятницу, мистер Холтон, и ни днем раньше.

...Я только в среду сниму повязки у Ории с левой руки. Нужно проверить, восстановилась ли подвижность пальцев.

Я знаю пару неплохих способов, как это сделать.

* * *

В пятницу с рассвета все здание вибрирует от суеты. Даже на нашу верхотуру доносятся ее отголоски. Охранники грохочут ботинками по лестницам, переругиваются в лифтах, проверяют кабели и камеры слежения. Почти герметично запертая доселе цитадель «Бизнеса» готовится принять гостей из внешнего мира.

...Из окна пентхауса автомобильный кортеж кажется нелепым шествием диковинных черных насекомых. Лимузины останавливаются, исторгая из своих недр человеческое содержимое. Черные точки плотно окружает одинокую белую фигуру.

Наскучив этим зрелищем, я отворачиваюсь от огромного окна во всю стену... И тут же оказываюсь прижат к стеклу. Спине холодно. Меня пробирает дрожь.

Дрожь... Она усиливается, когда Ория начинает медленно тереться об меня всем телом. Всем своим уже-не-таким-безупречным, но по-прежнему сводящим с ума обнаженным телом.

- Ори... у нас нет времени...

Он целует меня в губы.

- Я знаю, знаю. Я просто хотел, чтобы ты помнил...

- Чтобы я был теперь на взводе до конца дня?

- Да. Это поможет. Уж поверь...

...Не знаю, верить или нет... возбуждение мое так до конца и не проходит, даже когда я одеваюсь и спускаюсь в кабинет к Холтону. Гости еще не подошли, но мое появление в святая святых явно некстати.

- Мистер Мураки! Не хотелось бы напоминать вам об этом - но разве ваше место не в лаборатории?..

Киваю в ответ, с самым невинным и безмятежным видом.

- Вы правы, мистер Холтон, я как раз направляюсь туда. Но сперва хотел попросить вас кое о чем.

Его лицо мгновенно каменеет. Ох, как же я ему надоел со своими просьбами... Думаю, не сорваться американцу помогает лишь греющая душу мысль о нашей скорой вечной разлуке.

- Слушаю вас, мистер Мураки.

- Мистер Холтон... - Изображаю на лице нужную смесь смущения и двусмысленной многозначительности. - Я бы хотел, чтобы мой... друг... мог присутствовать сегодня на презентации.

- Исключено.

Ласково качаю головой.

- Мистер Холтон, это не ответ. Я не прошу, чтобы он сидел на Большом Показе, при всех ваших боссах и прочей публике. Но сегодня... у нас ведь всего лишь маленький междусобойчик, не так ли? За эти два месяца мы усердно потрудились, и я хотел бы, чтобы мой друг увидел это. Он, как-никак, тоже сыграл свою роль...

По лицу вижу, что Холтон колеблется. Здравый смысл велит ему отказать в моей просьбе, даже если та выглядит вполне невинной. Я уже готов выложить заранее припасенный решающий аргумент, - но тут помощь приходит с неожиданной стороны.

- Пусть берет своего сосунка, Питер. Это не имеет значения. У нас нет времени на споры. А я не хочу, чтобы из упрямства мистер Мураки сорвал нам встречу...

Оборачиваюсь к боковой двери.

- Вы как всегда любезны, мисс Тэлбот.

И как всегда, слишком сильно накрашены...

- А вы как всегда бравируете своими пороками, мистер Мураки, - бросает она в ответ.

Амели Ноткомб. Синеглазый. Все из ее команды... Неудивительно, что, глядя на меня, она облизывается, как голодная волчица. Впрочем, тут не только ненависть. Уверен, одинокими вечерами она пересматривает все записи камер слежения из нашей квартиры...

Подмигиваю мисс Тэлбот, проводя языком по губам.

- Вы уже посмотрели последнюю кассету, - ту, что снимали в ванной? Рекомендую. Там должна быть пара удачных сцен...

У меня самого при одном воспоминании об этом в районе солнечного сплетения начинает трепыхаться какая-то случайно залетевшая бабочка...

Мисс Тэлбот не сводит с меня испепеляющего взгляда.

Холтон багровеет.

- Убирайтесь вон, мистер Мураки!

Кланяюсь ему с истинно японской невозмутимостью, - чему только не научишься, трахаясь с самураем...

- Жду вас в лаборатории, мистер Холтон. Мисс Тэлбот... И не забудьте сказать охране, чтобы моего друга пропустили вниз.

* * *

На входе в подземный ярус Орию обыскивают с особым тщанием. Он стоит совершенно неподвижно, но я вижу по напряженной линии подбородка, насколько отвратительно ему каждое прикосновение этих громил. А те перебрасываются какими-то сальными шуточками, - и уже просто откровенно лапают его.

Я сдерживаюсь из последних сил... Понимаю, что вот-вот взорвусь - пусть даже это погубит нас обоих... не могу... это сильнее меня... красный туман перед глазами...

...Но Ория бросает несколько слов одному из амбалов, - и тот отлетает от него, как ошпаренный. Второй ржет, хлопая себя по ляжкам, - и прекращает досмотр.

Мы наконец проходим внутрь.

Я обнимаю Орию за плечи, и он запрокидывает голову, с невинной детской улыбкой.

- Что ты им сказал, Мибу-сан?

Улыбка расцветает еще шире.

- Тебе лучше не знать таких слов, Мураки-сан. Ты и так со мной научился ругаться, хуже, чем вышибала в борделе!

Это верно. То, чего я раньше никогда себе не позволял... Но мне это, как ни странно, нравится. Как и многие другие перемены в моих привычках.

Заходим в главный зал, где уже все готово для сегодняшнего представления. Лаборанты косятся на нас, впрочем, без тени недружелюбия, и когда я - специально, чтобы сделать им приятное, - в последний раз целую Орию и треплю по волосам, прежде чем наконец оторваться от него и заняться делами, то слышу перешептывания за спиной: «Видели, это он и есть...» «До чего хорошенький...» «Как фарфоровая куколка!..»

Не замечая всеобщего внимания, мой любовник скромно садится у дверей и замирает, сложив руки на коленях. Сегодня на нем один из костюмов Юрико Такаги, больше всего напоминающий традиционное кимоно. Волосы свободно падают плечи. Взгляд опущен. Еще немного - и я бы поверил, что мы опять в Киото...

Это впечатление усиливается, когда двери зала распахиваются для вновь прибывших. Первыми появляются Холтон и мисс Тэлбот, проходят, и тут же почтительно замирают, вполоборота к коридору...

За ними появляются четверо телохранителей - все как один, японцы...

И наконец - та самая согбенная фигурка в белом.

Не знаю, сколько ему может быть лет. Он крохотный, как десятилетний ребенок. Едва переставляет ноги, опираясь на непомерно тяжелую узловатую трость, больше похожую на монашеский посох.

Неудивительно, что он так торопится завладеть нашим «эликсиром бессмертия». Еще немного - и никакое лекарство ему уже не понадобится...

В дверях старец неожиданно останавливается, цепким птичьим взглядом поводя по сторонам, - и расплывается в улыбке при виде Ории.

- О, слуга-японец! Как хорошо... У вас есть вкус, мистер Хортон. - У него почти безупречный английский. Только фамилию Холтона произносит на более привычный лад... - С небрежным видом он вручает Ории свою трость - и следует дальше. С ним проходит только один телохранитель. Вся остальная свита остается снаружи.

Начинаем...

Свою лекцию я знаю назубок. Она достаточно скучна и пересыпана терминологией, чтобы спустя четверть часа усыпить даже самого бдительного охранника. Монотонный голос тоже помогает...

Вижу, как постепенно стекленеют глаза Холтона и мисс Тэлбот. Трое незнакомых мне представителей «Бизнеса», явившихся последними, откровенно зевают. Охранники пытаются сохранить каменные лица, но и на них понемногу накатывает сонная одурь...

Только старик-японец наблюдает за мной неожиданно зорким, пронизывающим взглядом... Но уж его-то мне точно можно не опасаться.

Механически проговаривая зазубренный текст, прикидываю на реальность все те комбинации, что мы с Орией успели просчитать на доске для игры в го. Два белых камешка на доске, сплошь заставленной черными... Сколько их всего? Провожу мысленные подсчеты. Шестеро лаборантов у меня за спиной. Восемь охранников, считая японца. Пять человек из «Бизнеса»...

Слишком много.

Слишком.

Но за нами - стратегия. И эффект неожиданности.

Ория, мальчик мой, ты только не подведи!..

Наконец я включаю проектор и гашу свет. Первый слайд на экране. В зале облегченно вздыхают, расслабляются, начинают перешептываться между собой...

Тяну эту комедию еще минут пять - а затем вырываю из сети шнур.

Экран гаснет.

Воцаряется кромешный мрак.

...Давно известно: любое животное, оказавшись в темноте, поначалу замирает в неподвижности, пытаясь сориентироваться.

У меня есть десять секунд.

Охранники...

Почти все они на другом конце зала. Значит, первым делом попытаются прорваться к выходу. Открыть двери - чтобы впустить свет.

Там придется действовать Ории. Все, что я сумел передать ему из оружия - в наше последнее объятие! - это мой скальпель. Но он сказал, что этого хватит.

Не знаю, на что он рассчитывает. Не хочу думать об этом, иначе страх за него парализует меня окончательно...

Два ножа ждут, надежно спрятанные в полости проектора. Узкие лезвия с тонкой рукоятью, - идеальное оружие для убийства в толпе, на ощупь...

На мне - более простая задача. Не позволить никому приблизиться к щитку с выключателями. Лаборанты не столь сообразительны, как охрана. Они еще не поняли, что произошло. Несмотря на крики и шум у выхода, наверняка, еще стоят столбом, пытаясь понять, что случилось...

Натыкаюсь на кого-то в темноте - именно там, где рассчитывал. Нож мягко входит под ребра. Тело без единого звука валится мне под ноги.

Следующий... он был ближе к стене...

Наношу удар наугад - и чувствую, что попал. Горячая кровь плещет на руки. Вытираю ладонь о пиджак, чтобы не скользила рукоятка. Двигаюсь дальше.

Атари, - в го так называется маневр захвата... Я отнимаю у противника один камень за другим.

Я - неуловимая фигура на невидимой во мраке игровой доске. Я не соблюдаю никаких правил. Еще десять очков в мою пользу... еще один труп.

Звуки выстрелов где-то на другом конце зала...

Не думать об этом!

Кто-то сталкивается со мной, налетев откуда-то сбоку. Похоже, это охранник, - он еще пытается сопротивляться. Но ярость и жажда крови наделяют меня вторым зрением и способностью двигаться быстрее тени.

Убиваю.

Убиваю еще и еще.

...странно все  же, что никто так и не сумел дать свет.

Даже в самых смелых прогнозах мы не рассчитывали на такую удачу. Прорвать оборону всего из двух человек - не столь сложное дело. Вопрос был только в том, скольких мы успеем убрать, прежде чем наши враги наконец опомнятся, - и пойдет по-настоящему жесткая игра.

Но в зале по-прежнему царит темнота.

И - я только сейчас замечаю это! - какая-то странная, удушающая тишина.

Сердце начинает биться о ребра, словно хочет проломить грудную клетку.

Ория!.. Что...

Я едва не всхлипываю от облегчения, когда из глубины зала до меня доносится взволнованный оклик:

- Кадзу? Кадзу, ты... жив?

Я молчу.

Без всяких мыслей. Не знаю почему. Молчу - потому что не могу ответить.

- Кааааадзу!!

Этот отчаянный страх... У меня невольно перехватывает дыхание.

Но прежде, чем я успеваю отозваться, слышится еще один голос из темноты, старческий, дребезжащий, но при том - совершенно невозмутимый, как будто все происходящее - в порядке вещей:

- Я всегда говорил, что гайдзинов губит их самоуверенность. Они недооценивают скрытые ресурсы стариков... и хорошеньких мальчиков. Вы со мной согласны, Мибу-сан?.. И, может быть, кто-нибудь наконец соизволит включить свет?

Белая волна бьет по глазам, и я на миг теряю ориентацию. Вижу только черные тела, повсюду, на полу. Кровь тоже кажется черной в свете флуоресцентных ламп...

А потом мне уже ни до чего: Ория стоит передо мной. Мой хорошенький мальчик... Фарфоровая куколка... Весь, с головы до ног заляпанный кровью... Он бьет меня в челюсть с такой силой, что я отлетаю к стене.

Пожалуй, я тоже недооценил его скрытые ресурсы...

- Ори, что...

Надвигается на меня. Упирается ладонями в стену по обе стороны от моего лица. Не вижу ничего, кроме его злых глаз, до сих пор таящих отблеск недавнего испуга.

- Кадзу, если ты еще когда-нибудь... еще когда-нибудь посмеешь мне не ответить...

Я отвечаю ему сейчас же. Притискиваю к себе с такой силой, что он невольно вскрикивает от боли в незаживших ребрах. Слизываю свежую кровь со щеки, с подбородка...

Мои руки опускаются, скользят по его бедрам...

Что за черт?!

- Ори, откуда это?

У него за поясом - катана.

- Осторожно, - шепчет он мне на ухо. - Смотри, не порежься, она не в ножнах...

И только теперь я начинаю понимать. Через плечо Ории смотрю на старика-японца. Тот с довольным видом подходит ближе, улыбается мне в ответ.

- Мои поздравления, Мураки-сан. Превосходный, отлично реализованный план. Если когда-нибудь вам понадобится работа... Знаю, что Мибу-сан не согласится: я уже пытался уговорить его, но он слишком дорожит своим рестораном. И все  же мое предложение остается в силе для вас обоих...

Мой любовник, наконец оторвавшись от меня, разворачивается - и отвешивает церемонный поклон. Руки прижаты к бокам, спина переламывается в пояснице... Ни дать, ни взять младший клерк корпорации «Сони» повстречал в коридоре самого Акио Мориту...

- Идзиро-сама... Это большая честь для меня, что вы смогли приехать лично.

Я легонько толкаю Орию в бок. Он отвечает многозначительным косым взглядом: позже...

У двери - разломленная надвое пустотелая трость, похожая на монашеский посох... Так вот, значит, откуда взялась катана...

Заметив, с каким благоговением Ория держит меч, старик с покровительственной улыбкой замечает:

- Надеюсь, наш выбор оружия пришелся вам по душе, Мибу-сан... Эта катана случайно оказалась в руках моего друга, начальника полиции Киото... Завалялась в управлении, как вещественное доказательство одного нераскрытого убийства... Он был счастлив отдать ее мне. Ну, а я, в свою очередь, не могу представить для нее лучшего владельца...

Нагнувшись к одному из убитых мною лаборантов, Ория стягивает с него окровавленный халат и бережно оборачивает катану в ткань.

- Вы слишком добры, Идзиро-сама. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас за помощь...

- Пустяки, - отмахивается старик. Его сморщенная рука похожа на птичью лапку. - Разве я мог оставить без владельца лучший ресторан в Киото?!

Они еще о чем-то негромко переговариваются, а я медленно обхожу зал по периметру. Для меня тут уже не осталось работы: расторопный охранник Идзиро-самы сноровисто и без лишних церемоний прикончил всех, кто еще подавал признаки жизни.

Восхищаюсь путем, пройденным катаной. Я даже не представлял, на что в действительности Ория способен с мечом в руках. Жаль, что мне не удалось полюбоваться на него воочию...

Мысленно, по именам, прощаюсь с каждым из своих лаборантов.

Равнодушно прохожу мимо Холтона.

Чуть дольше задерживаюсь рядом с мисс Тэлбот, у которой на горле теперь такая же ярко-алая полоса, как на губах. Эта симметрия ей идет.

Милая, милая мисс Тэлбот, назвавшая моего любовника сосунком и решившая, что он «не имеет значения»...

Внезапно вспомнив о неприятном, хмуро оборачиваюсь к Ории.

- Надо было оставить Холтона в живых. У нас ни денег, ни паспортов... И как мы выйдем отсюда? Я рассчитывал на заложника... Снаружи еще полно охраны!

- Ни о чем не тревожьтесь, Мураки-сан. - Старик остается совершенно невозмутим. - Охрана, думаю, уже не помеха. Все остальное мы вам обеспечим. А теперь... хотите подняться за своими вещами?..

В дверях уже толпятся остальные его спутники. Мы с Орией, усталые, в крови, с оружием в руках, никому не интересны. Все взгляды - только на компьютер в зале и на проекционное оборудование...

Ну что ж, я и не сомневался, что дело именно в этом. Должно быть, «Бизнес» заломил слишком высокую цену за свои услуги, и покупатели решили заполучить все даром...

Пока мы идем к лифту, осторожно переступая через красные лужи на полу, я спрашиваю у своего спутника:

- Кто они такие?

Он повинно разводит руками.

- Якудза, конечно. Ты же знаешь, я не вожу компанию с приличными людьми. Взять хотя бы тебя, Мураки-сан...

В чем-то он прав.

Но остается слишком много вопросов.

- Откуда они узнали?.. Как ты вышел на них?

Ория смотрит на меня с таким невинным видом, что хочется его задушить.

- Кадзу, люди Идзиро присматривали за нами еще с Киото. Это они, по моей просьбе, пробили номер машины, которая следила за тобой, и вышли на «Бизнес». Они ведь тоже не дураки и могут сложить два плюс два. Если «Бизнесу» понадобился не кто иной как ты, - легко предположить, о чем именно пойдет речь. Зная тебя, они не сомневались в успехе исследований. Оставалось только прийти - и сорвать созревший плод. Ну, и заодно помочь нам выбраться отсюда... что, согласись, тоже неплохо. Клянусь, еще один день в этой железобетонной клетке - и я просто сошел бы с ума!..

Чувствую себя полным идиотом. Очень неприятное ощущение.

- Но отсюда-то как ты мог связаться с ними? Камеры... микрофоны... охрана...

- Мы все обговорили заранее, еще в Киото. Ну, в общих чертах. Я только должен был дать сигнал, по какому из сценариев развиваются события, а дальше... они и сами знали, что делать.

- И ты дал этот сигнал?..

Мой любовник огорченно опускает глаза.

- Да. Через Джейка. Помнишь, тот... синеглазый парень. Он ничего не знал. Я просто попросил его отослать мэйл моей сестре в Японию, чтобы она не волновалась. Там был код... - Он вздыхает. - Знаешь... по-моему, он был немножко в меня влюблен...

Я вспоминаю, как этот Джейк исходил криком, прибитый метательными ножами к стене старого склада... Вспоминаю свою ярость... свою ненасытную жажду...

Вспоминаю Венецию...

Нет.

Я все тот же мальчик с крысой в зубах. Ничто не меняется.

Я ни о чем не жалею.

Едва зайдя в лифт, запускаю руку в волосы Ории, заставляю его откинуть голову назад и начинаю целовать. С той же яростью. С той же жаждой.

Он стонет, трется об меня бедрами, выгибается, пытаясь избежать укусов.

Я на мгновение отрываюсь от него - только чтобы спросить:

- И ты только поэтому поехал со мной?.. Ради твоих друзей из якудза?

В ответ, он сжимает мой затылок, и так прихватывает зубами нижнюю губу, что я чуть не ору от боли. Кровь тонкой струйкой стекает на язык.

- Не ради них... - выдыхает Ория. - Ради вот этого...

- Звереныш... - Я опять начинаю его целовать. Не могу остановиться.

Он первый отрывается от меня. В глазах внезапно вспыхивают смешинки.

- Знаешь, Мураки-сан... Твоя беда в том, что для убийцы ты слишком эмоционален...

- Знаешь, Мибу-сан...

Я разворачиваю его к себе спиной. Прямо в лифте. Плевать! Не могу больше терпеть... нажимаю кнопку «Стоп»... воюю с пряжкой пояса, пока Ория стаскивает с себя брюки...

Не могу...

больше...

терпеть...

- Знаешь... Мибу... сан... - Слова вырываются из меня вместе с дыханием, хрипло, почти неразборчиво, в такт торопливым толчкам... Я уже близок к оргазму... Но все  же должен договорить... - А твоя... беда... в том... что тебе... придется... к этому... привыкнуть...

...ох-х...

Отваливаюсь от него, как насытившийся клещ. В глазах - темно. Цепляюсь руками за стены кабины. Мой любовник - боже, как мне нравится повторять эти слова! - мой любовник со стоном опускается на колени посреди лифта.

- Кадзу... ты гребаный ублюдок... Опять?!

Встаю на колени напротив него и держу за плечи все то время, пока он мастурбирует. Языком собираю его сперму...

Я такой, какой есть, Ори. И я люблю тебя так, как умею.

...тебе придется... привыкнуть...

0

7

НЕБО

Личный самолет Идзиро-самы (почти неотличимый от того, на котором мы летели с мисс Тэлбот) выруливает на взлетную полосу. Понемногу начинает разбег...

Мой Телемак, Троянская война
окончена. Кто победил - не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки...

Мы с Орией - в отдельном салоне, и никто нас не беспокоит. Среди «бойцов» якудза у моего спутника, разумеется, немало знакомых; поначалу они еще порывались подойти и заговорить... но почему-то так и не рискнули. Может, их смутило то, как я на них смотрел?..

Ори, я не намерен ни с кем тебя делить!

Ни с кем.

Никогда.

...Я скашиваю глаза на почти безупречный профиль своего спутника, - с горбинкой на переносице, в месте перелома. Он сидит с неприступным видом... но, почувствовав на себе мой взгляд, чуть заметно поворачивает голову.

Молча поднимаю подлокотник кресла.

Пойдешь ко мне?..

Он по-прежнему неподвижен. Неуступчивые губы сжаты в жесткую линию.

Хочешь, чтобы я приказал? Попросил? Или просто попытался понять, почему это так важно для меня?..

Я чувствую на себе его взгляд из-под ресниц.

Ория, упрямый тупица... тем хуже для тебя!

С довольным вздохом потягиваюсь. И сам кладу голову ему на плечо.

Полет будет долгим.

Очень долгим.

И сны твои, мой Телемак, безгрешны...

0

8

Minami Ritsu, ну я ж ничо не успел >>

0

9

Goku H., все вы успели **

0


Вы здесь » Loveless forever... » Аниме, манга, фанфики » All The Islands .