Автор: Небо в глазах ангела
Название: Кактус
Бета: нет пока
Пейринг: Соби/Рицка
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс (мне кажется)
Статус: закончен
Дисклеймер: даже не претендую
От Автора: написано под впечатлением от вот этого фанфикаhttp://nc17.borda.ru/?1-11-0-00000176-000-0-0-1227011587

Кактус
- Рицка, расслабься. Пожалуйста, расслабь пальцы.
- Я не могу! Мне больно!
- Тсс… тише, не кричи так.
- Соби, но как же… ой!
- Вот смотри, эта была предпоследней, осталась еще одна. Ты готов?
- Нет, - мальчик вцепляется в руку юноши непострадавшей рукой, судорожно сжимая пальцы, и не позволяя приблизить пинцет, зажатый между длинными тонкими пальцами юноши.
- Рицка, ну нельзя же так. Если не вытащить её сейчас, рука может воспалиться и загноиться. Ты же не хочешь, чтобы врачи вынимали её из твоей руки хирургическим путем? – приятный бархатный голос звучит спокойно и обволакивающе. Таким его интонациям хочется верить, но Рицка знает, какими лживыми могут быть его слова, непроницаемым выражение глаз, бесстыжими губы.
- Ты позволишь мне? – мягко уточняет Соби, аккуратно отцепляя от себя маленькие пальчики, до треска стиснувшие светло-голубую ткань манжета рубашки, отводя в сторону за тонкое запястье.
- Да, - детский, еще не сломавшийся, голосок звучит обессилено и обреченно. Не мудрено, не каждый день кому-то в голову может прийти сжать в руке колючий кактус. Пинцет ловко захватывает кончик колючки, торчащий из припухшей и раскрасневшейся ладошки (хорошо, что кровь из маленьких ранок больше не течет), и резко дергает, всеми силами стараясь свести неизбежную боль к минимуму.
- Ой!
- Тише. Вот и все, видишь, - Соби демонстрирует мальчику последнюю иголку и, не глядя, откладывает пинцет на прикроватную тумбочку. Протягивает руку и очень осторожно гладит Рицку по черным, словно вакса, волосам и поникшим Ушкам с угольно-шелковистой шерсткой снаружи и бледно-розовой кожицей изнутри. Мальчик не замечает невинные ласки. А скорей всего, просто делает вид, что не замечает. Он баюкает поврежденную ладошку неповрежденной ручкой и отчаянно не хочет ничего объяснять, но ведь придется, да? Тихо всхлипывает, часто дышит, всеми силами стараясь скрыть от своего Стража влагу на длинных ресницах, готовую вот-вот пролиться слезами по щекам. Но разве от такого скроешь! Соби тихо вздыхает и обнимает мальчика за плечи. Тепло и надежно. Не задумываясь ни о чем, Рицка всем телом приваливается к теплому родному боку и зарывается мордочкой куда-то в подмышку. Уже не обращая внимание на пару скатившихся слезинок.
- Рицка…
- Да?
- Расскажи мне.
- О чем?
- Зачем ты это сделал? Зачем поранил себя?
Мальчик лишь отрицательно мотает головой, пытаясь поглубже зарыться в тело юноши, и явно не намерен отвечать. Соби снова вздыхает, обнимая свою юную Жертву и свободной рукой тоже. Склоняется к прижатому к головке кошачьему Ушку и томно шепчет.
- Расскажи.
Все тот же отрицательный жест и тонкие ручки, обвивающиеся вокруг талии.
- Тебя кто-то обидел? – но Соби упрямый, он не сдастся. А Рицке так хочется, так невыносимо хочется умереть именно сейчас. Когда так тепло, уютно и тихо, и даже боль в поврежденной колючками ладошке, кажется уже такой незначительной. И Соби обнимает его. Только Соби, никто другой.
- Рицка, - шепчет юноша едва слышно, нежно прихватывая губами кошачье Ушко. Как удержаться, когда он так близко? И в измученной детской душе словно срывает все предохранители, прорывает плотину и все те страхи, обиды и горечь изливаются из неё рыданиями. Соби сам пугается такой реакции на свою настойчивость. Что же могло произойти такого, что тринадцатилетний Рицка, из рассудительного, сдержанного не погодам юноши, в одночасье превратился в беспомощного маленького ребенка. Так отчаянно плачущего сейчас, непроизвольно забираясь к нему на колени, чтобы прижаться как можно ближе и плотней.
- Он сказал, сказал, что любит меня… что никому не отдаст, даже тебе… тем более тебе… что не позволит никому быть рядом со мной… что я должен любить только его, никого кроме… потому что… потому что я принадлежу ему и всегда принадлежал… что мама родила меня специально для него… а потом… потом он… Соби, Соби, Соби…
- Я здесь, Рицка. Я здесь с тобой.
- Они такие… такие горячие… такие сухие и горькие… его губы… Такие жадные! Ты никогда меня так не целуешь, никогда, так чтоб было больно… я…я не мог…я… Прости меня, Соби! Прости!
- Почему ты не позвал меня?
- Я не хотел. Не хотел, чтобы ты вмешивался. Мне было так стыдно. Почему я… я для него… Ведь он же твоя Жертва, а ты его Боец. Я не хотел, не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня…
- Рицка!
Поцелуй так нежен и невесом. Так сладок. Что в нем хочется раствориться без остатка. Исчезнуть, забыться, перестать существовать, чтобы слиться вместе. Навсегда. Чтобы никто и никогда не мог разъединить.
- Я был его Стражем, а он моей Жертвой. Теперь у него другой Боец, разделяющий его имя. Я же никогда не был полностью его.
- Как же это? Ведь ваша Связь работала, ты сражался за него. Ты же сам говорил, что…
- Он учил меня подчиняться и всегда помнить слово «хозяин», чтобы не забывал, кому я принадлежу. Потому что никогда не мог быть уверен во мне до конца. Я – чистый Боец. Мне дано от рождения самому выбирать себе имя. Но имя «Возлюбленный» я не выбирал. Мне его навязали. Ритцу-сенсей решил поспорить с судьбой, отдавая меня Сеймею. Но судьба всегда остается себе на уме, с ней очень трудно спорить, она предпочитает всегда выходить победительницей.
- Но его имя…
- Искусственное. Он вырезал его ножом, ведь оно не могло проступить, так как я не выбирал его.
- Что?! Как он мог?!
- Не кричи. Не надо, Рицка. Это было давно. Все уже в прошлом. В моем настоящем есть только ты. И я никому не позволю отнять тебя у меня. Я – чистый Боец. Моя судьба – иметь право выбора. И я выбрал тебя, Агнец мой. Ты позволишь мне принадлежать тебе?
- Нет. Но я позволю тебе быть со мной, потому что я тоже, тоже буду с тобой. Буду твоим, - в черных газах решимость и совсем детское смущение. Щечки пылают, но мальчик не желает отводить взгляд. Как можно, когда они так близко, когда кажется, что даже кожи нет между ними, когда души обнимают друг друга, проникая, сливаясь в одно.
- Я люблю тебя, Рицка.
- Угу.
- Я никому тебя не отдам.
- Не отдавай.
Мальчик сворачивается калачикам на коленях юноши, словно котенок и сладко зевает. Он так измучался, так переволновался. Что, кажется, может уснуть прямо сейчас, когда за окном светит солнце.
- Нужно обработать твою руку, - тихо предлагает Соби, но видит, что его маленькая Жертва уже тихо посапывает во сне. Вздыхает и успокаивающе проводит ладонью по черным волоскам и кошачьим Ушкам, - Пусть тебе сняться садкие сны, Рицка.

***
Три года назад
- Зачем? Сеймей, зачем? Ему же больно! Прекрати! – голос тонок и высок. Маленький мальчик в отчаянии. Но он знает, точно знает, что прав сейчас. Нельзя же так обращаться с человеком, живым человеком. Нельзя бить ногами, когда он лежит на полу и даже не пытается закрыться от ударов, просто принимает их как неизбежность. Чтобы он не сделал, как бы не провинился, так нельзя!
- Рицка… - голос старшего брата резок и раздражен, но в тоже время в нем проскальзывает удивление, - Что ты здесь делаешь?
- Я не мог заснуть. Пришел к тебе, думал можно будет поспать с тобой, а здесь… - сбивчиво объясняет малыш, не в силах оторвать глаз от незнакомого юноши, который кажется таким взрослым, ведь у него уже нет Ушек. В голубых, почти сиреневых глазах вселенское спокойствие и не единого отзвука боли, что истязает его тело. Губы припухли и кровоточат, левая бровь рассечена, а на острой скуле большая ссадина. Он медленно слизывает кровь неотрывно глядя в расширенные от ужаса глаза ребенка. И почему-то от этого взгляда маленькому Рицке больше не хочется плакать, не хочется умолять старшего брата остановится и не причинять боль этому странному человеку, не боящемуся боли. А хочется просто лечь рядом. Обнять, прижаться всем телом, зарыться лицом в льняные пряди длинных волос и раствориться в их аромате.
- Рицка, я испугал тебя? – голос старшего брата меняет тон, но Рицка не разбирает слов. Они доносятся до разума словно отголоски затихающего эхо. Мальчик растерян, он не понимает, не понимает, откуда оно, это странное чувство. Чувство, которое просушило слезы, чувство, что так настойчиво притягивает его к незнакомцу.
- Рицка, ну что ты. Иди ко мне, - Сеймей разворачивается к нему всем корпусом, протягивает руку и улыбается. Но Рицка не смотрит на него. Он больше не верит. Больше не верит такой его улыбке. Ведь он сам только что видел, каким жестоким может быть старший брат. А юноша на полу даже не шевелится, все так же неотрывно смотрит на него. Они не знакомы. Рицка уверен. Но отчего же этот спокойный, пустой, не пропускающий не единой эмоции взгляд кажется таким родным.
- Рицка. Посмотри на меня, - в голосе брата теплые нотки сменяет требовательность и властность. Он делает шаг к мальчику, почти касается, но младший брат отшатывается от его руки, вскидывает потемневшие, незнакомые глаза и резко бросает.
- Не трогай меня! – и кидается к светловолосому юноше, который тут же садится и принимает почти невесомое, худенькое тельце в свои объятия.
- Нет! Не смей! Он мой! Ничей больше! – надрывно кричит Сеймей, белея от ярости и ужаса, от осознания того, что может лишиться того единственного, кто по-настоящему дорог ему в этой жизни.
Но Рицка не слышит его. В ушах звучит лишь нежный шепот, произносящий слова на распев, словно песню или детскую считалочку. Ему кажется, что в них нет смысла, только убаюкивающие интонации и бархатистые, словно ласкающие, звуки. Он почти сразу проваливается в сон, окруженный теплом и запахом чужой кожи, который отчего-то кажется таким близким, таким родным. И не слышит, как старшие заканчивают разговор.

***
- Он мой. Только мой. Слышишь?!
- Не кричи. Ты его разбудишь.
- Да, как ты смеешь! – шипит Сеймей, но все же понижает голос, - Ты – вещь. Моя вещь. И я приказываю…
- Нет.
- Что?!
- Я больше не принадлежу тебе, - рука, занесенная для удара, перехвачена на взмахе.
- Отпусти, слышишь?
- Если ты еще раз дотронешься до Рицки я вызову тебя Возлюбленный и уничтожу. Не убью. Нет. А уничтожу. Добьюсь того, что ты станешь никем. Так, что никто и не вспомнит тебя Сеймей.
- Ты не посмеешь. Не посмеешь стереть воспоминания Рицки. Моего Рицки!
- Твоего Рицки больше нет, Возлюбленный. Он только мой.