Квартира находится на втором и третьем этажах небольшого пятиэтажного дома недалеко от центра Токио. Почему на втором и третьем этажах? Дело в том, что квартира Жоржа состоит из шести квартир, объедененных в одну - три квартиры на втором этаже, и три - на третьем, причем весь верхний этаж занимают мастерские, в которых Жорж пишет картины, ваяет сульптуры и мастерит музыкальные инструменты. Как и во всей его обители в мастерских царит идеальный порядок, так же, как и внизу... Впрочем, назвать нижние помещения жилыми нельзя - тут слишком много элементов мастерских. Проще говоря пять квартир из шести - это мастерские, одна - жилая. В жилой квартире три комнаты и кухня. Комнаты оформлены в красном, белом и черном цветах, уютно и просто, без всяких изысков. В каждой комнате можно найти пачку сигарет, а на кухне обычно витает аромат свежесваренного кофе.
ело Квартира Жоржа Чандлера.
Сообщений 1 страница 8 из 8
Поделиться22011-03-30 22:36:33
Яркий белый свет ноябрьского солнца пробился сквозь легкие светлые занавески, в комнату через открытое настежь окно хлынул поток влажно-холодного воздуха. Кажется, ночью был дождь... Да, точно, был, и Жорж обязательно повторит его мелодию в очередной своей сюите, но не сейчас... Не сейчас. Сейчас Чандлер был готов отдать все, что угодно, за одно право - выспаться как следует, так как лег только два часа назад... Но сейчас уже снова был на ногах - приводил свою мастерскую в вид божеский. Возможно кому-то другому показалось бы, что тут и так царит чистота и благообразность, но Жоржу казалось, что худшего бардака, чем здесь, и придумать нельзя. Молодой человек со скоростью пули (впрочем, как и всегда, когда наводил порядок, если дома был кавардак Жорж просто не мог сидеть на месте, не мог думать, а значит, не мог сочинять музыкальные произведения) перемещался по мастерской, оставляя за собой не еще больший кавардак (свидетелем такого... Действа парню не раз приходилось быть. Тогда он с трудом воздерживался от едкого замечания, но из вежливости молчал и просто молча выхватывал у "уборщика" орудие делопроизводства и делал все самостоятельно), как это часто бывало - с кем угодно, но не с Жоржем, уж поверьте - а идеальный порядок и чистоту. Но успокоился он лишь через полчаса. Замер на пороге, медленно, отсчитывая про себя:
Десять, девять, восемь, семь... - Переводя дыхание, и, когда в мозгу прозвучало "НОЛЬ!", аккуратно снял с переносицы очки. Выхватив из нагрудного кармана к счастью оставшейся ослепительно-белой рубашки, в которой, похоже, вчера (то есть уже сегодня, под утро) и уснул, укрывшись заляпанным красками фартуком, аккуратно сложенный носовой платок, юноша протер им очки. Посмотрел сквозь линзы на солнечный свет, тут же зажмурился - у молодого человека была очень чувствительная сетчатка глаза, но заставил себя медленно разомкнуть веки, убеждаясь, что линзы вновь стали чистыми как горный хрусталь. Удовлетворенно кивнув, Боец вернул очки на их законное место, снял фартук, и, аккуратно сложив его, положил предмет гардероба на спинку стула, после чего, на ходу расстегивая рубашку, быстро пошел в ванную. Ему очень хотелось принять душ…
…
Выбрался из ванной юноша только через еще тридцать минут. В ванной он успел досуха вытереться, и сейчас выходил оттуда, ровно и глубоко дыша, с ошеломленно-радостной улыбкой на губах. Жорж уже успел переодеться в черные идеально отутюженные брюки и свободную тонкую белую рубашку, рукава которой, расстегнув, закатал, чтобы не запачкаться. Это, кстати, редкостный случай, когда Бойца можно увидеть без перчаток – теперь на мякоти левой ладони четка видна надпись – его Истинное Имя. Впрочем Жорж старается не обращать на это внимание – нужно ему это имя как собаке стоп-сигнал! На ходу схватив с подоконника непочатую пачку дорогих сигарет, Чандлер, на ходу уже затягиваясь, пошел на кухню.
Оборудованная по последнему слову техники, но нет ничего лишнего, цветовая гамма не режет глаз – не кухня, а мечта шеф-повара. Здесь витает легкий, едва уловимый аромат только что сваренного кофе, чашка которого стоит на подоконнике рядом с пепельницей, в которой лежит уже одиннадцать окурков. Из-за пристрастия к сигаретам, между прочем, Чандлеру приходится много внимания уделять своим зубам, но оно того стоит – улыбка у него белоснежная, правда видна она нечасто. Кстати, одиннадцать окурков, это только за одно утро, а изготовитель чашки возится у плиты, напевая какой-то романс. Жорж решил сегодня немного себя побаловать и приготовить что-то экзотичное… Например, тропический салат. Одновременно просто, экзотично – а то все эти английские булочки… - и вкусно. Рецепт Жорж помнит наизусть, так как его отец обожал этот салат.
Четыреста граммов йогурта, триста граммов сыра, грецкие орехи без скорлупы – двести граммов, абрикосы, кольца ананаса, киви, корень сельдерея, кокосы, вишня с сиропом, сахар, лимонным сок и немного соли… И, пожалуй, корица, - медленно перечисляет мысленно Жорж, отправляя в салатницу один ингредиент за другим, руки порхают над столом, между пальцев мелькает то нож, то чайная или столовая ложка и вот – завтрак готов, но не идеален. Порхающие движения изящный музыкальных пальцев – украшаем произведение кулинарного искусства остатками кокоса и вишни с сиропом… Вот теперь – идеально. Взяв с подоконника свой кофе Жорж, поставив салат на стол, сел на свое место и принялся за еду.
Прикончив порцию Боец с удовольствием облизнул губы, на которых остался вишневый сироп, вымыл до скрипа тарелку и чашку из-под кофе, отправил их в шкаф для посуды, и, уже снова куря, направился в мастерскую. Какое счастье, что сегодня не нужно на работу – может, он даже успеет прогуляться, если снова не застрянет в мастерской на сутки…
Поделиться32011-03-31 15:53:35
…
Как и ожидалось – Жорж, обещавший себе, что проработает максимум два часа… Действительно проработал именно столько, но это чистейшей воды нелепейшая случайность. Юноша снова увлекся, и если бы не телефонный звонок, раздавшийся совершенно неожиданно, обязательно «завис» бы в мастерской на несколько суток, и его из комнат верхнего «этажа» было бы не вытащить за уши. Так что нам остается только поблагодарить телефонный аппарат – а это небольшой черный «слайдер» - зазвонивший как раз в ту минуту, когда Жорж почти перестал реагировать на окружающую среду, уйдя в творческий процесс. Чандлер досадливо царапнул ногтями внутреннюю поверхность запястья – была у него такая привычка. Боль отрезвляла – и, в два широких шага достигнув подоконника, схватил тонкими пальцами телефон и поднес трубку к уху, нажав на кнопку «принять вызов».
- Алло? Жорж? – Послышался из трубки густой приятный бас, и лицо молодого человека осветила радостная улыбка. Но это не широченный оскал от уха до уха, а легкая, едва заметная полуулыбка. Это был профессор Роджерс, давний друг Жоржа, и, пожалуй, единственный человек, которого он действительно может назвать другом.
- Да, профессор. – Ласково ответил юноша, убирая за ухо черную прядь. Между прочим, волосы у Чандлера как-то странно вились – не колечками, не локонами, а обвивались вокруг пальцев при попытке убрать их, такая же история – с жестом, когда Жорж отбрасывал пряди назад. – Что-то случилось? – Спросил парень, чуть нахмурившись. Скорее всего, да, так как Мэлори редко звонит просто так, чтобы поболтать, это больше в духе его жены, Жаклин. Если бы на мистера Роджерса нашло настроение на философскую беседу или нечто подобное, он скорее написал бы письмо.
- К сожалению, да, - кажется, профессор тихо вздохнул. Жорж уже набрал в легкие воздуха, который вдруг и внезапно весь вышел, желая спросить, что. Неужели что-то случилось с отцом?! Но профессор опередил его: - Не беспокойся, с Джозефом все в порядке, его даже выписали из больницы. – Почувствовалось, что мужчина улыбается. Жорж с огромным облегчением выдохнул и медленно провел ладонью (уже, кстати, в тонкой черной перчатке) по лицу. Взяв с подоконника пачку сигарет, юноша закурил и, вытащив на секунду сигарету изо рта, выдохнул дым и произнес:
- Слава богу. Итак, рассказывайте, пожалуйста. Что случилось? – Он всегда так поступал. Предпочитал переходить сразу к делу, и, признаться, сначала это шокировало воспитанного и, пожалуй, излишне церемонного профессора, но затем он привык к манерам юноши и все принимал как должное. Поэтому сейчас Мэлори Роджерс разразился миниатюрной тирадой:
- Как ты знаешь, у меня два сына. С Ноэлем ты знаком, - Жорж чуть поморщился и скрипнул зубами. О, да. Знаком и даже слишком близко. С мечтательной улыбкой на губах Жорж посмотрел на сигарету, зажатую в пальцах, и медленно-медленно затушил ее о пепельницу, стоящую тут же, на подоконнике. Потом повернул окурок в пальцах и, раздавив в кулаке, ссыпал получившийся порошок в аккуратную горку где-то в углу пепельницы. Раздавил горку пальцами, снова собрал и снова раздавил… Это помогало успокоиться. Уже одно упоминание о Ноэле будило в юноше слепую, но холодную ярость… К счастью профессор ничего не заметил, ведь Жорж молчал, а его дыхание оставалось все таким же ровным. Мистер Роджерс продолжал. – А вот Алоиса, моего младшего сына, ты не видел, но я тебе о нем рассказывал, помнишь? – Это был, очевидно, риторический вопрос, так как пауза была слишком коротка, чтобы вставить ответ. Мэлори продолжал. – Это совершенно беспомощное создание, - почудилось, или в голосе профессора прозвучала не только досада, но и почти отвращение?.. К родному сыну? Жорж невольно нахмурился. Папа всегда внушал ему, что отец всегда любит свое дитя, каким бы плохим оно ни было. Но отвращение должно быть только послышалось…
Недосып ни к чему хорошему не приведет, вот, что я тебе скажу, Жорж Чандлер! У тебя уже слуховые галлюцинации начинаются… – Подумал Жорж, тряхнув головой, точно стараясь прогнать неподобающие мысли.
- Мы с Жаклин решили отправить его в Токио, чтобы он научился, наконец, жить самостоятельно. Но Алоису только пятнадцать лет, - продолжал тем временем Мэлори. – Поэтому я хотел бы, чтобы за ним присматривал тот, кому я могу всецело доверять, - добавив в голос густого меду, говорил он. – Итак, я могу на тебя в этом рассчитывать?
Жорж глубоко вздохнул, Господи, и сдался ему этот Алоис?.. Но раз об этом просит Мэлори, которого Чандлер искренне любил и уважал… Тем более, что Бойцу было любопытно, что же из этого получится и сумеет ли этот тепличный цветок, маленький принц, как называл его Роджерс-старший, адаптироваться в новых условиях. А еще левую ладонь странно горячо кольнуло… Почудилось, наверное. Ну, хорошо. Только из уважения к профессору Роджерсу.
- Да, конечно, - ответил спокойно и невозмутимо Жорж. – Когда Алоис приезжает, и где он будет жить? – Коротко и по делу.
- Я знал, что ты согласишься, сын мой, - теплым улыбающимся голосом отвечал Мэлори. Профессор часто называл «сын мой» или «дочь моя» своих студентов, так что в этом не было ничего удивительного, странного или отталкивающего – просто милая привычка старого Профессора. – Алоис приезжает сегодня, через пятьдесят пять минут, на вокзал в районе Синдзюку. Он будет жить в квартире в одном доме с тобой… Надеюсь, тебе удастся уладить недоразумения с соседями, у Алоиса весьма… Хм, своеобразный характер. Удачи и еще раз спасибо.
Послышались короткие гудки. Жорж медленно положил телефон в карман брюк, также медленно, точно сквозь дымку, снял фартук, в котором работал – писал очередную картину – и, аккуратно сложив его, повесил на спинку стула. Постепенно его движения ускорялись, и из квартиры он вышел быстрым ровным шагом, каким мог идти без устали очень долгое время, даже автобус не потребуется. Плащ нараспашку, волосы треплет влажный ветерок, в зубах как всегда зажата сигарета, в левой руке – сумка-дипломат, в которой вместо бумаг – металлическая пластина, к которой прикреплен лист бумаги, еще десяток таких же листов, скрепленные металлической скрепкой, несколько остро наточенных карандашей и книжка Харуки Мураками «Хроники Заводной Птицы». По мнению Жоржа – так себе произведение, но скоротать полчаса, ожидая на вокзале Алоиса, сойдет.
==> Синдзюку ==>Железнодорожная станция.
Поделиться42011-04-01 16:09:41
< === Синдзюку < === Железнодорожная станция.
Итак, через пятнадцать минут поездки…
Надеюсь, Алоиса не укачивает в машине. Впрочем, капризный изнеженный принц (по крайней мере, так рассказывал Мэлори, а страсти к гиперболам я у него никогда не замечал)… От мальчишки, наверное, всего можно ожидать, - хмыкнул Жорж мысленно. – А если укачивает, у него отвратительное здоровье и так далее, и тому подобное – что будешь делать? – Юноша, за неимением других собеседников (да и, честно сказать, не особо он стремился их заводить. Малообщительный молодой человек, что тут неясного) часто говорил сам с собой. Чаще всего, конечно, мысленно, но бывало, что и вслух, если Жорж был один. Сам с собой, со своими картинами (может, поэтому так много портретов?), даже с предметами меблировки... Некоторые, не относя это напрямую к Жоржу, говорили, что диалоги сам с собой и с неодушевленными предметами – первый признак шизофрении, паранойи и прочих малоприятных болезней психики, но плевать Чандлер хотел на их мнение с Биг-Бена. – Хм, ну, как что. Позабочусь о нем, как будто у меня есть выбор. Смотреть, как человек загибается, я не в состоянии.
Чистая правда. Жорж хоть и выглядел на первый взгляд холодным и почти что бесчувственным на самом деле таковым не являлся. Забота и почти что доброта… Да, это о нем. Но знает об этих качествах только его отец, и то, проявляет заботу Жорж… Своеобразно. Но это неважно, по крайней мере, пока.
…такси остановилось возле старого пятиэтажного здания, однако, выглядящего крепким и доброкачественным. Так как машина достаточно низкая, Жорж, выбравшись из салона (не потерял равновесия он только потому, что в школе занимался боевыми искусствами и… Танцами, поэтому приобрел грациозность и своеобразную пластину), во-первых, открыл дверь со стороны Алоиса (а это уже природная вежливость. Джозеф его так воспитал), а во-вторых, одной рукой взяв саквояж мальчишки, другую руку предложил ему – опереться и выйти из низкой машины. Выходя из нее одному очень легко упасть. Впрочем, едва Алоис оказался на твердой земле, Жорж выпустил его руку. Кстати, ладонь у Бойца была одновременно жесткой, так как он слегка напряг руку, чтобы мальчишке было удобнее, но мякоть ладони – мягкая, и рука очень теплая, это чувствуется даже сквозь ткань. Просто перед тем, как отправиться на железнодорожную станцию Жорж выпил чашку горячего крепкого кофе. В кофе содержится кофеин, заставляющий кровь убыстрять свой ток по венам и артериям, поэтому кровь прилила к коже и она казалась горячее обычного. Между прочим, поэтому же от Бойца именно так и пахло, к его обычным запахам - новой коже, старому дереву, библиотечной пыли, воску и краскам, смешивающимся с запахом дорогой парфюмерии – примешивался терпкий горячий аромат черного свежесваренного кофе с корицей и без намека на сахар.
Жестом попросив Алоиса следовать за собой, Жорж быстро, но опять же, так, чтобы Роджерс-младший, опять же, смог бы приноровиться к его походке, прошел к двери подъезда и открыл ее с помощью чипа. Придержав дверь, пропуская Алоиса вперед, Жорж тихо прошел в подъезд. Тут было сумрачно и довольно жутко, прохладно и как-то гулко… Чандлер только хмыкнул и, жестом попросив Алоиса следовать за собой, прошел на второй этаж. Мэлори сказал, что Алоис будет жить в квартире напротив Жоржа, значит…
- Тебе сюда, - сказал Чандлер, взглядом указывая на дверь… Но из плоского живота мальчишки послышались весьма специфичные звуки – и Жорж, усмехнувшись уголками бледных резких губ, сказал: - Но сначала давай заглянем ко мне и поедим, - тем более, что Жорж и сам успел основательно проголодаться, но за работой как всегда не чувствовал голода. Открыв дверь своей квартиры ключом, Жорж, все еще, между прочим, держа саквояж другой рукой (даже ни разу не переложил), жестом пригласил Алоиса войти, придерживая дверь плечом и зубами стягивая с руки перчатку – он всегда так делал, раздевался на ходу. Уже подходя к дому расстегивал плащ (если он был застегнут, что бывало редко), зубами, так как одна рука обыкновенно была занята портфелем, снимал перчатку – чтобы поскорее на скорую руку приготовить себе поздний ужин (если Жорж выходил из дома, то пропадал на работе, или блуждая по окрестностям в поисках вдохновения целыми сутками) и, в зависимости от степени усталости, то ли уснуть, то ли потерять сознание, или снова до утра засидеться в мастерской.
Поделиться52011-04-05 11:30:10
< === Синдзюку < === Железнодорожная станция.
Хоть поездка и была относительно недолгой (пятнадцать минут, все-таки, не такой уж большой промежуток, согласитесь?) , но блондина все же укачало. Как он так умудрился? О, это просто. По-крайней мере, для конкретно этого блондина. Изнеженный «принц», скажете вы? Насквозь больной человек, скажу я. Хотите, верьте, хотите, нет, но тот маленький факт, что паренек родился недоношенным и лежал потом в реанимации, почти в коме, на грани жизни и смерти, на здоровье явно не скажется положительно. Представьте себе маленького беспомощного ребенка, у которого еле бьется сердце и почти не работают легкие из-за слабого здоровья не только его, но и его матери, лежащего в инкубаторе и отчаянно цепляющегося за жизнь своими маленькими ручками, еще даже не подозревая, что его же собственный отец в данный момент стоит рядом, с отвращением смотря на него и решая, стоит ли вообще оставлять жизнь собственному ребенку. Это дитя – и есть Алоис в течение длительного времени, проведенного в больнице. Если бы не его мать, от природы обладающая по-крайней мере, состраданием, пожалевшая свое дитя и умолившая со слезами на глазах мужа оставить мальчика жить на этом свете. С тех самых пор у мальчишки начались проблемы со здоровьем – резкие скачки давления, угроза диабета, обмороки, быстрая утомляемость, анемия, да и вообще, отвратительное состояние здоровья в целом. Так что парнишку нельзя назвать просто изнеженным специально, как ни посмотри, скорее, изнеженным по принуждению. Алоис их об этом не просил. Не просил о том, что его постоянно опекали няньки, воспитатели, учителя и все окружающие, позволяя ему делать все, что заблагорассудиться. Вообще, отец и мать не особенно обращали внимания на его воспитание, предпочитая перепоручать кому-то еще, неудивительно, что он вырос именно таким, каким являлся. Когда в семье не сильно интересуются тобой и тем, жив ты еще или умер, делая вид, что на самом деле, ваша семья – счастливейшая в мире, не очень-то хочется общаться с родными, не так ли? Парнишка наоборот, всегда мечтал о том, чтобы на него обращали внимание не только тогда, когда у него в очередной раз пойдет кровь из носа и не остановится, если не предпринять соответствующих действий, не только тогда, когда у него опять упадет давление и он упадет где-нибудь в обморок, предпочитая все остальное время всеми силами отделываться от него, подсовывая вместо своего внимания очередную пачку денег, лишь бы только отвязался и дал заняться своими делами. Это была одна из причин пакостного поведения Алоиса наряду с тем, что он, таким образом, протестовал против отца и его правил, – он хотел, чтобы родители обратили внимание на него не только из-за здоровья, а просто потому, что он рядом. И если в раннем детстве он еще пытался ластиться к родным, то позже понял, что они, а в частности, отец и брат, так как мама обычно была либо в санатории, либо в больнице, поправляя здоровье, то позже понял, что терпят его только потому, что так их попросила его мать, не желавшая, чтобы ребенок в чем то нуждался.
Нелишним будет напомнить, что и его постоянные истерики не были просто прихотью, ему и правда было обидно и больно, но разве это объяснишь отцу, который все равно считает своего сына просто капризным принцем, который, не зная, чем заняться, таким образом привлекает внимание к своей персоне.
Стоит упомянуть тот случай, когда Мэлори, один раз не выдержал и воскликнул: «Лучше бы ты вообще не рождался! От тебя одни неприятности! Твоя мать болеет из-за тебя! А ты просто жалкое ничтожество и мы терпим тебя только из-за того, что твоя мать нас об этом попросила. Глаза б мо тебя не видели! Лучше бы ты умер!»
Вот тогда то до мальчика и дошло, почему его же собственные родственники так к нему относятся. С тех пор, а точнее, лет с пяти-шести, Алоис уяснил свое место в доме – домашняя зверушка, презираемая, нелюбимая, но которую вынуждены терпеть, ведь общественное мнение то тоже не дремлет – что скажут соседи, если мальчика вдруг, ни с того ни с сего, отправят, например, в приют? С тех то самых пор парнишка себя и ненавидит, если такое вообще возможно в таком юном возрасте. Вы сами видите, что да, еще как возможно. Поэтому не удивляйтесь, если вдруг обнаружите на его теле царапины, а то и шрамы, которые оставили его ногти в приступе ненависти к самому себе. Почему он не покончил с собой, в таком случае? Потому что это было не в его характере, он поклялся себе, что не позволит ни отцу, ни кому-либо другому, себя сломать, заставив пойти на крайние меры. Нет уж, дудки! Блондин и так выжил чуть ли не чудом, балансируя на лезвии бритвы между жизнью и тьмой забвения, когда только родился, чтобы вот так вот просто покинуть этот мир. Потому он стал жить по принципу «Проживи жизнь так, чтобы наверху изумились, и сказали «А ну-ка, повтори!» Впрочем, далеко он в этом тоже не заходил, об этом свидетельствовало наличие ушек и хвоста. Да и честно говоря, слишком уж много у блондина было комплексов по поводу своей внешности и себя в целом, потому он всегда думал, что такой, как он не может понравиться кому-то, не говоря уж про любовь. Его ведь никогда и не любил никто. Он привык к этому, и ему иногда казалось, что он любви не заслуживает, что, раз его не любят, так и должно быть. Плохая привычка, скажете вы? Привычка то плохая, только вот, как говорят, «привычка – вторая натура». Сложно переучиваться, да и смысл ему был это делать, если его не любили, он не знал, что это такое – быть любимым, когда заботятся от всего сердца, просто потому, что ты есть, что ты такой, просто потому, что любят.
Но юное сердце способно на любовь, особенно, если настолько отчаянно в ней нуждается. Стечение обстоятельств? Случайность? Или веление Судьбы? Что именно тогда столкнуло их – Алоиса и Жоржа? Кто знает… Мальчишка не знал, например, просто влюбился, к тому же, брюнет ведь заботился о нем, успокаивал, а при любви блондина к музыке и к прекрасному, неудивительно, что, как только парнишка увидел его впервые, то влюбился, да еще и такая трогательная забота Жоржа о своем отце сыграла свою роль, доказав, что тот все-таки, умеет чувствовать, что есть все-таки, такие понятия, как семья и любовь. Кстати, может, поэтому то Алоис и не устраивал пакостей только Чандлерам, когда они гостили у них? Возможно-возможно.
Осведомлен ли сам брюнет о том, что некий блондин питает к нему не совсем дружеские чувства? Алоис этого не знал, да и как он вот так, с бухты-барахты, возьмет и признается ему, если он смертельно боится получить если не резкий отказ, то равнодушие в ответ? Или еще чего похуже – что тот просто отошлет его обратно, не желая его видеть? Блондин же, на самом то деле, жутко неуверенный, боящийся всего и всех. Какие тут могут быть громкие признания, да еще и сразу при встрече? Да еще и встретив такой спокойный, невозмутимый, почти холодный взгляд? Кто угодно пыл растеряет. Правда, Алоис все же решил не сдаваться, и на том спасибо, при его-то неуверенности в себе.
Но достаточно отступлений от повествования. Потому как парнишке стало нехорошо – его все-таки, немного укачало. И если бы Жорж не предложил ему руку, он бы точно упал, потому что голова закружилась, да и вообще, когда укачивает, знаете ли, не очень-то хорошо себя чувствуешь. Но даже в таком состоянии блондин умудрился как-то остаться на ногах – сказывалось богатое на обмороки и прочие «приятные неожиданности» детство и юность, да и не хотел он вот прямо так взять и свалиться без сознания прямо на улице, даже зная, что брюнет его тут не оставит лежать, все же ему поручили за ним присматривать, даже пусть тот этим и недоволен. А вот последний факт, точнее, возможность такого факта, причиняла парнишке боль. Обойдемся без пафоса, просто скажем, что ему было больно думать о том, что Жоржу неприятно, что ему придется о нем заботиться, что он будет делать это против воли, что он для него обуза, всего то навсего, такие мелочи жизни, правда? Вот и Алоис считал также, поэтому предпочел проглотить комок в горле – каким-то образом у него это получилось – и просто благодарно улыбнулся чуть более побледневшими губами, чем обычно, смотря на него с плохо скрываемым обожанием, одновременно умудрившись при этом растаять от того, что брюнет помог ему, предложив руку, заглушая мысли о том, что это просто природная вежливость, к тому же, воспитание Джозефа Чандлера дает о себе знать. Правда, соприкосновение их ладоней было недолгим к большому сожалению блондина, который ловил каждый миг контакта с таким желанным объектом своей такой страстной привязанности, радуясь каждому прикосновению, да и что греха таить, каждому моменту, проведенному с Жоржем. Эмоциональный мальчишка, да и еще и втрескавшийся по самое не могу, что с него возьмешь, верно? Так что, простим его. У всех есть свои слабости, маленькие или большие. У Алоиса этой слабостью был именно этот брюнет. Не будем перечислять, кем еще он был для него, ибо и так все ясно без слов и лишних разглагольствований, просто скажем, что сердце забилось чаще, стало труднее дышать, и он бы точно покраснел, если бы ему не было слегка нехорошо, а в таком состоянии как то не до смущения.
«Твоя ладонь… Такая, как я себе и представлял. Одновременно мягкая и жесткая, надежная и такая горячая. А у меня так замерзли руки… Да и сам я, кажется, замерз. Давным-давно замерз, когда отец впервые сказал мне те слова. Они до сих пор звучат в ушах. А твой запах… Такой чарующий, что хочется дышать им постоянно, задыхаясь, но не прекращая вдыхать его. Жорж… Что же со мной творишь одним своим присутствием. Я чувствую себя полным идиотом, безнадежно влюбленный идиот – жалкое зрелище… Отец прав.» - пронеслось в голове парня, который уже шел вслед за брюнетом, борясь с некоторой слабостью в коленках, вызванной близостью Жоржа и тем, что ему еще было нехорошо. Правда, парнишка упорно не желал прямо тут падать в обморок, теряя возможность побыть с Чандлером еще немного. Правда, состояние блондина ухудшило то, что в подъезде было темно, а он боялся темноты. Чем вызван такой детский страх? Тем, что отец как-то запер его в темной комнате, чтобы не мешался под ногами. Алоису тогда было 4 года. Сильные детские впечатления и пережитый тогда ужас давали о себе знать до сих пор, ведь его оставили одного. Одного во тьме. Причем, собственный отец. Но не будем расписывать детские воспоминания, по-крайней мере, прямо сейчас, упомянем лишь, что блондину стало резко нехорошо, он покачнулся, облокотившись о стену спиной, чтобы не упасть, только в темноте подъезда этого не было видно, поэтому, когда Чандлер открыл дверь квартиры и на парнишку упал свет, тому полегчало и даже не пришлось кидаться к Жоржу, со всей дури вцепляясь в лацканы его плаща. Герой, не так ли? Впрочем, не будем торопиться с выводами о том, что блондин может справляться со своими страхами, просто контакт с темнотой был недолгим, поэтому мальчик и не разрыдался.
Перед дверью квартиры, где они, по идее, должны были расстаться, Алоису стало грустно, но его желудок имел другие планы на этот счет, потому как издал красноречивые звуки, свидетельствующие о том, что кое-кто проголодался не на шутку. Но парнишка даже обрадовался этому факту, ведь золотоглазый пригласил его к себе, пусть только для того, чтобы накормить, но ведь это же проявление заботы, не так ли? Или простая вежливость? Или опять таки, просто вынужденное обязательство присматривать за ним? Кто знает. Наверное, только если сам Жорж. Зеленоглазый не стал заморачиваться по этому поводу, просто мило улыбнулся и сказав:
- С удовольствием, раз ты приглашаешь!
…прошел в квартиру, вертя по сторонам головой, любопытный, как маленький ребенок, осматривая все, что попадалось на глаза, ему ведь было интересно, как живет брюнет, отмечая про себя идеальный порядок, как в операционной или еще идеальнее и превосходный вкус обитателя квартиры. Но большего внимания заслуживал все же, этот самый обитатель, потому что уже непринужденным жестом, зубами стягивал перчатки, на ходу снимая плащ. Зрелище, достойное восхищение, уж поверьте. А еще творящее с блондином что-то невероятное – сердце гулко и быстро бьется, в горле пересохло, тяжело дышать, в коленях слабость, а по телу от сердца прокатывается волна тепла, рассылая электрические искорки по нервным окончаниям. Поэтому, дабы не упасть от такого «представления», блондин вынужден был присесть на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, ей оказался стул в прихожей. Да и голова слегка закружилась, он пытался сглотнуть или хотя бы дышать научиться заново, заворожено-влюбленными глазищами взирая на Жоржа снизу-вверх. Правда еще на щеках румянец появился, не то чтобы прямо совсем как мак, но и легкая розоватость присутствовала, только губы побледнели.
Поделиться62011-04-09 11:07:15
Поздравляю, Жорж Чандлер, - с непередаваемым ехидством – даже мысленно у него богатый на интонации и полутона голос – подумал Жорж, который, когда Алоис присел на стул в прихожей, как раз отвернулся к шкафу, чтобы повесить черный кожаный плащ на вешалку. Между прочим, в квартире почти всю мебель делал сам ее владелец, а значит, все предметы интерьера были подстроены под него. А так как Жорж обладает достаточно специфическим телосложением и развитой комплекцией (как сам Чандлер говорил – «я шкаф, только с головой и без створок». Да-да, юноша частенько подшучивал над собой, самоирония – великая вещь), то Алоис тут выглядел как Гулливер в стране великанов. Впрочем, это так, лирическое отступление, позволяющее зрителям, слушателям и читателям лучше представить картину действий. Итак, Жорж, отвернувшийся к шкафу, чтобы повесить в него шкаф, закончил мысленно: - Ты невероятно везучий человек, о, да. Впрочем, не будем жаловаться… Я еще и во вкус, скорее всего, войду, – Жорж неплохо себя знал, так что мог выносить соответствующие вердикты. Жоржу нравилось заботиться о других людях. Почему? Элементарно. Просто когда кто-то заботиться о ком-то, то объект заботы неизменно привязывается к тому, кто заботится, испытывая от него почти наркотическую зависимость. А чувство это довольно приятное, и Жорж, как уже говорилось, вовсе не такой айсберг, каким кажется. Привычка, как говорится, вторая натура, а Чандлеру-младшему еще со школы въелась в кожу привычка иронично усмехаться в ответ на насмешки и сохранять каменно-спокойный вид даже когда с него срывали очки. Правда потом те, кто издевались над юношей (тогда еще мальчиком) узнали, что Жорж ничего не прощает и очень злопамятен. Как? Ох... Не будем расписывать все, что Чандлер с ними вытворил, скажем, лишь, что это было больно, долго и мучительно, но Жорж оставил своих оппонентов в живых, но – только по просьбе отца… Впрочем, довольно лирических отступлений (хотя мы знаем, что таковых будет еще немало, не так ли?). Итак, Жорж повернулся к Алоису и смерил его внимательным цепким взглядом. Он, конечно, не знал об этом, но взгляд напоминал одновременно об ученом, изучающем своего подопытного, отца или старшего брата, обеспокоенного состоянием родственника, и… Бодигарда, он же секьюритти, он же телохранитель. Последнему просто невыгодно, если его «объект» обладает отвратительным здоровьем – такого, особенно награжденного характером Алоиса…
Хм, хотя при мне он своей пакостной натуры, о которой мне все уши прожужжал Мэлори, еще не проявлял, - подумал Жорж, рассеянно проводя ладонью по волосам. Это была его привычка – если он о чем-то размышлял (правда, размышления занимали обычно от силы полминуты. Это максимум), то обычно вот так вот проводил ладонью по густым черным волосам (в подростковом возрасте, кстати, страдал перхотью. Ужасное ощущение), или автоматическим, отточенным жестом всех очкариков, поправлял очки, постоянно съезжающие на кончик носа – у Жоржа тонковатая переносица. – Возможно, все не так плохо, как расписывал мистер Роджерс. Или же это просто затишье перед бурей… Что ж, время покажет, - именно так, потому, что Жорж собирался навещать Алоиса и довольно часто. Почему? Объясняем. Чандлер привык выполнять все, о чем его просили, на высшем уровне и никак иначе – привычка, привитая отцом, плюс природное стремление делать все идеально, которой Жорж был награжден с рождения. В данном конкретном случае с Алоисом, это не только «пригляд искоса» за мальчишкой, но и забота о его здоровье и успеваемости в школе.
… Очень трудно охранять. Итак, смерив мальчишку цепким взглядом, Жорж подумал:
Господи боже, какой же он худой. Так, Чандлер, вспоминай… Мэлори как-то обмолвился, что Алоис родился недоношенным на один месяц. Это многое объясняет, здоровье у него, похоже, и впрямь отвратительное… Так, чтобы не забыть. – Машинально облизнув губы (привычка, также как поправлять очки, проводить ладонью по волосам, раздеваться на ходу, кусать губы в особых случаях, барабанить пальцами, сплетать пальцы в замок… Делать все идеально), Жорж плавно – благодаря занятиям боевыми искусствами и танцами (бальными) в школе, несмотря на комплекцию а’ля шкаф Боец не лишен своеобразной грации – повернулся на носке и взял со столика, стоящего тут же, в прихожей, черный блокнот, на обложке которого была нарисована веточка сакуры и стихотворение японского поэта:
Камнем бросьте в меня!
Ветку вишни цветущей
Я сейчас обломил.
Оно понравилось Жоржу, который ненавидел, когда человек разрушал хрупкую красоту, созданную природой. Например, во время своих путешествий по культурным столицам мира, он оказался в Египте – не смог пролететь мимо древнейших памятников человеческой культуры на Земле. Там он, конечно, посетил гробницы фараонов, пирамиды и так далее, но самое сильное впечатление от поездки было другим.
Ближе к концу своего пребывания в Египте Жорж отнюдь не по нелепой случайности – просто ему захотелось пройтись в одиночестве, помечтать (да-да, это Жорж! Но его мечты, это не воздушные замки, а вполне определенные цели, например, вылечить отца. Сначала несколько минут мечтаний с легкой полуулыбкой на бледных резких по-своему чувственных губах, а затем от природы практичный Боец возводил мечту в разряд «цели» и начинал продумывать, что и как и в какие сроки ему нужно сделать, чтобы воплотить эту мечту-цель в жизнь) и полюбоваться своеобразной красотой песчаных египетских пустынь. Экскурсия была уже неизвестно где, а Чандлер все бродил по песчаным пустошам, любуясь ослепительно-ярким раскаленным небом, как вдруг взгляд зацепил темный, на фоне этого сине-бело-золотого ландшафта отливающий холодной синевой и моховой зеленью, провал – вход в какую-то пещеру. Профессиональное (в своих путешествиях Жорж заработал титул искателя приключений и культурных диковинок) любопытство дало о себе знать, и Жорж, вооружившись фонариком (и мысленно похвалив себя за предусмотрительность – ну, кому придет в голову таскать с собой фонарик в сияющую белизной раскаленную египетскую пустыню! То ли предусмотрительность, то ли интуиция, то ли чудаковатость… А скорее всего – все вместе, это же Жорж), прошел внутрь.
Где же он оказался? Сначала, признаемся, Чандлер просто не поверил глазам своим. Прохлада и мягкий, но холодный влажный сумрак окутал его, распаленного египетским солнцем. Жорж тогда, вздохнув, с облегчением выключил фонарик и некоторое время наслаждался гулкой влажной тишиной и приятный холодком, ползущим по коже, а затем – снова включил карманный фонарик, и, им освещая себе путь, прошел дальше по туннелю. По каменистым стенам с тихим шуршанием стекала вода и с звонко-гулким шлепком разбивалась о лужицы, в ямках, очевидно, ею и выдолбленных. Жорж шел по туннелю медленно, наслаждаясь прохладой и полутьмой (он не очень любил солнце, вернее, вообще не любил. Полумрак спокойнее, и морально, и физически – на солнце у Бойца начинали слезиться глаза), но все хорошее когда-нибудь заканчивается… В его случае перетекая в еще более лучшее, потому, что туннель привел Чандлера в круглую пещеру, называемую, по разным источникам, или «долиной», или «цирком», или «ареной». Тут ничто это, по мнению Жоржа (он вообще часто оспаривал мнение различных писателей, на все у него была своя точка зрения, которую он неплохо доказывал. Доказательством последнего послужит один очень простой факт – Мэлори, известный своими бьющими прямо в цель аргументами и упрямством, не сумел его переспорить, причем в сфере, где, казалось бы, доктора Роджерса переспорить невозможно – в филологии. Как же Жоржу это удалось? Элементарно. Мэлори человек очень вспыльчивый, его ученые споры, то и дело мелькающие в различных популярнейших научных программах, это результат долгих и упорных репетиций, во время который страдали и предметы обстановки, и седые кудри ученого, и окружающие его на тот момент люди. А Жорж всегда сохраняет спокойствие, в самых невероятных и непредвиденных ситуациях. Это качество, между прочим, не раз спасало жизнь его отцу - Жорж научился этой айсбергоподобности еще и по этой причине. Спор между ними шел уже два часа, Мэлори не единожды срывался на крик, краснел как перезрелый помидор, стучал кулаком по столу, кидался вазами – кстати, в характере Алоиса – истеричном, как хором утверждала вся его семья, и эмоциональном - немалую роль играла еще и дурная наследственность. По крайней мере, такой вывод сделал Чандлер. Так вот, Роджерс-старший срывался на крик, разрушал окружающие его предметы, пытался даже отвесить Жоржу пощечину, но его останавливал ледяной режущий, точно бритвой, взгляд янтарных глаз, когда как его оппонент был спокоен как сытый удав, лишь изредка поправляя очки и в минуты, когда Мэлори тонко, не без изысканной вежливости оскорблял его, тихонько поглаживал подушечками тонких длинных пальцев поверхность стола – признак раздражения. Затем, когда мистер Роджерс выдохся, Жорж в очередной раз поправил очки, провел ладонью по волосам, машинально облизнул губы и изогнул их в ироничной усмешке, сразив доктора наповал несколькими точными аргументами. Сказанными абсолютно спокойно, размеренно и монотонно. Наверное, с этого дня и завязалось приятельство между этими людьми, такими разными, построенное на взаимном уважении), здесь не подходило. Что же подходило?.. Позже Жорж, записывая это событие в свой дневник (толстая тетрадь, обтянутая тонкой натуральной кожей, с золотыми буквами в верхнем левом уголке: «G. C». Она уже почти полностью исписана, и это, конечно, не первая, так как Жорж ведет дневник с двенадцати лет. Записи в ней очень аккуратные, прямо до раздражения, педантично аккуратные. Сначала идет дата, затем день недели, точное время, когда это писалось, погода, и лишь затем, собственно, сам день. В конце обязательно какая-нибудь пометка, например, «купить красную краску», хотя в этом нет особой необходимости, это что-то вроде традиции. Почерк? Жорж одинаково владеет и левой, и правой рукой, но это не особо его заслуга, просто в четырнадцать лет ему сломали правую руку, которой он писал изначально, и ему приходилось писать картины, ноты, ну, и в дневнике, конечно, левой рукой. Почерк у Чандлера скользящий и легкий, однако разборчивый и четкий. «Не почерк, а мечта пациента кардиолога, честное слово», - как Жорж сам иногда говорит. На его памяти не было ни одного кардиолога, а их Жорж посетил немало, у которого был бы нормальный почерк – всюду как «Простите, я позволю себе грубость… Как курица лапой во время жестокого похмелья», - опять же, цитата от Чандлера), он назвал это место «Чаша Грааля». Итак, идеально-круглая пещера, с таким же круглым, куполообразным потолком. В центре пещеры было бирюзовое круглое озеро, мягко светившееся в полутьме, а прямо напротив входа, на противоположном берегу озера, необычайно тихо низвергался сверху гладкий плоский не очень широкий водопад. О мощности потока воды можно было судить лишь по трехметровым клубам пены там, где вода вторгалась в озеро. Но главное не это. Главное, то, что поразило Жоржа, это – иней. Иней на стенах. Иней в жарком, невообразимо жарком, просто плавящем рассудок этой жарой, Египте. Жорж не знал, сколько времени пробыл там, любуясь морозными узорами на стенах и дыша льдистой влагой озера, лишь после выяснилось, что его не было с экскурсией около пяти часов. Час он блуждал по барханам, еще полчаса ушло на дорогу по туннелю, значит, три с половиной часа Жорж, не в силах пошевелиться, любовался этим феноменом. Между прочим два дня спустя он нарисовал картину – ландшафт этой пещеры, но, оставшись недовольным работой, забросил ее куда-то в чулан (конечно, не смяв, и даже не скатав в рулон, а поместив в специальный пластиковый пакет). К чему вся эта история? Просто Жорж знал, что, окажись на его месте кто-то другой, он начал бы суетиться, трогать иней пальцами, искупался бы в озере, тем самым разрушив эту хрупкую морозную гармонию...
Итак, Жорж взял со столика в прихожей блокнот и, открыв его, досадливо вырвал первую страничку, на которой был эскиз портрета девушки – Лилии Паркер – сложил листок пополам и положил на тот же столик, а сам, взяв оттуда же авторучку с синими чернилами, быстро записал в блокноте:
«Алоис Роджерс. Пятнадцать лет. Очень слабое здоровье, укачивает в машине. Характер истеричный и эмоциональный, но это еще нужно проверить. Нуждается в заботе и внимании. Выяснить, нет ли аллергии на что-либо. Выяснить вкусы».
Впрочем, все эти действия заняли не больше двух минут, а затем Жорж, молча, скрылся на кухне. Оттуда послышался плеск переливаемой откуда-то (скорее всего из графина или фильтра) в стеклянный стакан воды, затем снова плеск, будто в стакан с водой что-то бросили. А через три-четыре секунды после этого Жорж снова вошел в прихожую, протянув Алоису высокий стеклянный стакан, наполненный наполовину чистой, но не очень холодной (не хватало ему еще, чтобы мальчишка простыл) водой, в которой плавала лимонная долька, и сосательный леденец. Первое должно освежить мальчишку, а второе уберет неприятные ощущения после укачивания. Дождавшись, пока Алоис возьмет предметы из его рук, Жорж, бросив:
- Сними куртку и повесь в шкаф. Ботинки оставь возле стены и за мной.
Снова скрылся на кухне, оставив саквояж Алоиса в прихожей, прислонив его к стенке. На кухне Боец открыл холодильник и критическим взглядом окинул оставшиеся в нем продукты. Жорж всегда на случай неожиданных гостей, например, Джойса, обожающего внезапные визиты, хранил достаточное количество продуктов, но нужно было что-то, что можно быстро приготовить, но при этом сытное и желательно вкусное.
Ндас. Не забыть заказать продукты… - Слегка рассеянно подумал Жорж (так как продукты, конечно, были, но не те, что любит Жорж. Он, конечно, всеядный, а после трех суток в мастерской готов быка с рогами и копытцами съесть, но все-таки предпочитает некоторые определенные продукты), и, напевая:
- Небо тебе снится, обречённый покой
Ты не знаешь, кем притвориться, чтобы стать собой
Иней на твоих ресницах, ты небесный изгой
Ты хотела в звёздах раствориться, чтобы не быть собой.
Ты ледяной огонь, ты огненный лёд,
Ангел тринадцатый, лишь демон поймёт...
Лишь демон поймёт, как тебе нелегко....
Лишь демон спасёт от себя самого…
От себя самого…
От себя самого…
От себя…
Ледяного сердца крошки накрывают волной.
Ты осмелишься проститься с самою собой.
Сослана на грешную землю, ангел ты тут чужой.
Собираешь себя по крупицам, только б вернуться.
Но не домой. – Принялся готовить яичницу с беконом и попутно – фруктовый салат только из тех фруктов, аллергия на которых встречается КРАЙНЕ редко. Две порции – Жорж тоже проголодался. Когда Алоис зашел на кухню, Жорж поставил перед ним на стол его порции, а сам сел напротив, решив оставить все вопросы на потом, когда мальчишка поест. Да и у самого от голода слегка кружилась голова – тот салат был первой едой за неделю – как всегда пропадал в мастерских.
Интересно, он любопытный? – Слегка рассеянно подумал Боец, неторопливо, смакуя, поедая уже салат – с яичницей юноша уже расправился и успел вымыть тарелку из-под нее и отправить в шкаф для посуды. Ел он аккуратно, умудряясь не запачкаться даже продуктами из серии «кошмар чистоплюя». Почему это интересовало Жоржа? Просто будет неприятно отвечать на тысячу и один вопрос, например, во время рисования. Да и вообще ему предстояло очень много выяснить об Алоисе Роджерсе… И, признаться, ему это нравилось. Новые лица, новые впечатления… Разве не хорошо?Песня – Шмели «Ангел 13»
Поделиться72011-04-17 11:45:07
Трудно думать, когда в висках пульсирует кровь, когда сердце стучит где-то в горле, когда даже обычный вздох кажется задачей невыполнимой, когда от волнения кружится голова, и все это от простого взгляда, такого, казалось бы, обычного, но в то же время, особенного, в котором Алоис увидел не только интерес ученого, - каковой иногда появлялся у единственного из его учителей, который выдержал его больше недели – но и беспокойство. Пусть даже это беспокойство было вызвано тем, что ему придется о нем заботиться через силу, только по просьбе отца, но все же, все же… Ведь оно остается именно беспокойством, а о блондине никто особо не беспокоился по настоящему, только если мать, когда им удавалось увидеться, что случалось крайне редко. Но даже эти краткие встречи вызывали в мальчике теплые чувства к той, что родила его, к той, что спасла ему жизнь своими словами. Пусть даже это и жизнью часто сложно, но ведь даже существование в этом мире – как подарок, не так ли? Что бы мы делали, если бы не родились на свет? Ответ прост – ничего. Нас бы просто не было, мы бы не увидели этот мир, мы бы не увидели своими глазами это небо над головой, не услышали бы музыку жизни в лесу, не почувствовали бы на лице дуновение ветерка и солнечное тепло, согревающее кожу. Согласитесь, уже одно это стоит того, чтобы родиться на свет и жить в этом мире. По-крайней мере, так думал Алоис Роджерс. Даже пускай все это звучит по-детски, пусть это звучит глупо, но ведь блондин по своей сути – тот же ребенок, не так ли? Только не тот капризный лукавый ангелок, всем и вся пакостивший – это всего лишь маска. Настоящий Алоис прячется глубоко внутри, и иногда проскальзывает во взгляде мальчишки что-то такое, что заставляет задуматься – а настоящий ли тот «юный принц», которого видят все? Впрочем, Жоржу это только предстоит узнать. Но за такой обеспокоенный внимательный взгляд блондин был готов вот прямо сейчас кинуться к нему на шею. И он бы это сделал, если бы брюнет не провел рукой по волосам, чем вызвал в душе парнишки бурю чувств – от смущения до дрожи в коленках, благо, он в это время сидел в кресле, иначе точно бы упал. Ведь этот жест всегда получался у золотоглазого настолько небрежным, настолько изящным и в то же время, естественным, что противиться этим чарам было по определению невозможно. Только кто сказал, что блондин хотел сопротивляться? Наоборот - бери не хочу. Но вот только Жоржу то этого было не надо, что вызывало в мальчишке начинающее просыпаться отчаяние, но неугасающая надежда до сих пор не давала ему падать духом, да и характер у него был не тот, при котором можно вот так вот просто сдаться. Но пока что парнишка просто тихо таял, глядя на Жоржа, и просто сгорая от того, как он облизнул губы (этот жест всегда действовал безотказно, особенно на Алоиса. Интересно, знает ли об этом Жорж?), и следя за его действиями своими восторженными глазищами, в которых был болезненный интерес. Так что ну не мог он не заметить, что Чандлер вырвал из блокнота листок, положил на стол, а затем, записав что-то в блокнот, скрылся на пару секунд на кухне. Не успел Алоис задаться вопросом, что именно было на том листке и что же такого Жорж записал в блокноте, как вышеозначенный брюнет уже появился в комнате, протянув ему высокий стакан с водой, в которой плавала долька лимона, и, как-будто этого было мало, еще и сосательный леденец.
Он, что, мысли мои читает? Жорж…как же ты заботлив все-таки…И как же это приятно – быть объектом твоей заботы, пусть и вынужденной. Жоооорж…Как же ты меня мучаешь… Особенно своими штучками с поправлением волос, облизыванием губ и всеми прочими фокусами патентованного обольстителя с золотой медалью. Ты либо не понимаешь, как это на меня действует, либо делаешь это специально. Только почему же мне не вериться в последнее? Но как хочется в это поверить… Но Жорж… Ты ведь особенно то никогда не проявлял ко мне интереса. Тогда почему же ты сейчас так себя ведешь? Или это игры моего воспаленного воображения? И почему я так хочу верить этому воображению? Какой же я идиот. – пронеслось в голове парнишки, который с благодарностью и обожанием в глазах принял стакан, пробормотав неловкое:
- Спасибо, Жорж…
- Сними куртку и повесь в шкаф. Ботинки оставь возле стены и за мной.
- Хорошо…
Когда брюнет вновь скрылся на кухне, блондин с видимым удовольствием выпил воду, закусил лимоном, а вот леденец оставил на потом, разумно решив, что он пригодиться попозже, для несколько иных целей. Блондин то тоже не лыком шит, господа хорошие и сдаваться не собирается. Потому леденец перекочевал в карман, сняв куртку и ботинки оставив их там, где велел Чандлер, Алоис, который всегда был любопытным, как та кошка, которой в поговорке пришлось плохо из-за собственного любопытства. Вот и Алоис был такой вот любопытной кошкой, потому не преминул воспользоваться возможностью все же заглянуть в тот листок, который Жорж вырвал из своего блокнота. И что же он там увидел? Одно вам могу сказать, что это ему ну очень не понравилось, потому что как может понравиться, что блокнот твоего любимого человека затесался эскиз портрета девушки? Да еще и достаточно симпатичной. Сами понимаете, это никому не понравится. Вот и у Алоиса возникло стойкое желание разорвать этот самый злополучный листок, если уж не в пыль, то на мелкие-мелкие кусочки. И он бы это сделал, если бы не услышал, как из кухни донесся глубокий красивый баритон Жоржа, который напевал песню, потому Алоис положил листок на место и начал вслушиваться.
Эта песня… Она словно про меня… Отверженный ангел… упавший с небес..Даже не так…сам отказавшийся от них…Я – отверженный. Я изгнанный. Ты идиот, Алоис Роджерс, если думаешь, что тебе удастся стать кем-то иным, стать кем то, кого будут любить. Любить по-настоящему. Ты – просто мерзкое, маленькое создание, которое даже о себе позаботиться не может. – проносилось в голове у блондина, который с замиранием сердца вслушивался в каждое слово, каждый звук столь любимого голоса, который когда то помог ему выйти из тьмы. Потому, когда мальчишка зашел наконец, на кухню, он был задумчив, чуть рассеян, но, увидев, что золотоглазый приготовил ему покушать, тут же забыл о своих не слишком веселых мыслях, потому как желудок опять издал очень даже характерые звуки, от которых блондин слегка покраснел. Впрочем, долго смущаться он не стал, потому, хлопнув в ладоши и воскликнув радостно:
- Как аппетитно выглядит! Приятного аппетита!
…принялся за еду, стараясь есть как можно аккуратнее, но все-таки, он же не был таким же аккуратным, как Жорж, потому умудрился запачкаться, чего, впрочем, не заметил, с аппетитом уплетая за обе щеки то, что приготовил Жорж. Вид у него был при этом очень довольный.
Поделиться82011-04-17 13:06:12
- Спасибо, – сначала проглотив содержимое последней ложки отозвался Жорж и с интересом… Нет, это слово тут не очень хорошо подходит, но другого человечество еще не придумало – интерес или на крайний случай любопытство, то же самое любопытство ученого, а еще – чье-то другое. Все того же секьюритти? Да, скорее всего. Так вот: отозвался Жорж, с некоторым профессиональным любопытством взглянув на Алоиса из-под ресниц – и тут же отвел взгляд. А это уже воспитание Джозефа сказывается, который долго и упорно вдалбливал сыну в голову, что даже если ты хочешь выяснить вкусы человека (а привычка выяснять такие приятные мелочи у Жоржа появилась лет в четырнадцать и практиковалась сначала на отце – просто именно в четырнадцать Джозеф стал пускать его на кухню, до этого как Жорж туда не рвался, стремясь оградить Чандлера-старшего от таких неприятных бытовых обязанностей как готовка, ничего у него не получилось, только добиться того, что вся остальная работа была с почетом переложена на тогда еще щуплые мальчишеские плечи – а затем на первой влюбленности Бойца. А что вы смотрите? Он человек, а человек вполне может влюбиться. И чувства у него оказались неожиданно сильными, правда, молодой человек скрывал их просто на профессиональном уровне. В конце концов, выбрав себе маску, невольно загоняешь себя в ее рамки, и выйти из них о-ей, как сложно. У Жоржа, правда, это получалось, и то не со всеми – лишь с отцом. Рядом с ним Чандлер-младший смеялся, улыбался, подшучивал над привычкой отца заплетать скатерти в косички; ну что-то вроде: «Пап, может, тебя колосок научить плести да устраиваться визажистом отправить на полставки? Ты у меня уже профи в косоплетении, какой никакой, а доход, а-а-а?», - и с такой ласково-насмешливой полуулыбкой. Джозеф обычно отвечал что-то вроде: «А что так мелко? Давай сразу в Голливуд, буду личным стилистом Бритни Спирс»,- тут оба Чандлера морщились, точно лимон проглотили, Жорж отвечал: «Пап, куда ты катишься?! Хотя-а-а-а… Мысль. Не забыть купить билеты на самолет», - и вот в эту минуту оба не выдерживали и начинали хохотать. Так вот. Вторым объектом экспериментов с выяснением вкусов стала первая любовь, точнее влюбленность Чандлера, девушка по имени Дженет, или Джейн Оливер. Ну, а потом... Жорж быстро привыкает к таким вещам, так что затем объектами его опытов стали все его знакомые. Очень полезная привычка к слову), «пялиться» на него пока он ест вещь непростительная. Джозеф вообще был строг к таким вещам и странно, что его сын все равно остался несколько бесцеремонным.
Нравится яичница с беконом и салат из… – Тут последовала молниеносная скороговорка – перечисление ингредиентов салата, и Жорж, встав из-за стола, плавно обернулся к раковине и быстро вымыл тарелку из-под фруктового микса, после чего… Снова одел перчатки, боясь, чтобы Алоис не увидел его Истинное Имя. Почему Жорж этого не хотел? Стеснялся что ли? Да как раз нет. Просто не считал нужным это демонстрировать, да и вообще – ношение перчаток это уже какая-то болезненная привычка. Без них Жорж чувствует себя несколько не в своей тарелке почему-то. Беззащитным каким-то что ли. Нет, не то слово. Беззащитный Боец! Скажете тоже. Скорее психологически незащищенным. К слову перчатки у него из тонкой мягкой ткани (атлас. Натуральный, никакой фальшивки – из-за нее у Жоржа начинаются чесаться те участки кожи, которые соприкасаются с искусственной тканью. Даже покраснение начинается, что-то вроде аллергии. Вот такая странная реакция), черного цвета. Есть и белые, но их он одевает редко – разве что когда играет на скрипке. Черная ткань легче отстирывается, это уже Чандлером доказано. Так вот, одев печатки Жорж профессиональным жестом всех очконавтов (как сам себя называл с непередаваемой иронией) поправил очки и снова извлек из внутреннего кармана жилета (так как фрак он снял, и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула) тот же самый блокнот, и, держа его в одной руке, жестом фокусника извлек из-за уха карандаш. Держа оба предмета в одной руке, Боец снова чуть медленнее обычного – так как в мозгу уже рождалась мелодия, навеянная Алоисом Роджерсом, а точнее тем каким-то… Опустошенно-горьким видом мальчишки, когда он зашел на кухню – снова застегнул жилет.
Не так прост, как кажется, – как, впрочем, и сам Чандлер. Человек с тройным дном, даже отец не сумел докопаться до третьего – лишь увидел его мельком… Когда вернулся из больницы после реанимации. – Эмоционален и не скрывает этого. Любит яичницу с беконом и салат «кошмар моей тряпки», – что это за зверь такой известно только его изготовителю. Закрыв блокнот, Жорж вновь мельком взглянул на Алоиса и, снова положив карандаш за ухо – правда, он тут же скрылся за густыми прядями. На висках и на лбу пряди были длиннее, поэтому их постоянно приходилось отбрасывать, что Жорж и проделал, после чего, протянув мальчишке салфетку из подставки для них, что стояла на столе, замер возле окна, рассеянно глядя на небо. Солнце поднялось выше, скоро полдень.
Ох, не люблю я это дело… – Проворчал мысленно Чандлер. – Но придется. Но сначала вот что… Мне, конечно, нравится заботиться о людях, но не настолько. Ходить за ним постоянно я не могу. Так что...
- Послушай меня, Алоис, - извлекая из пачки сигарет, что лежала на подоконнике, одну порцию никотинной отравы, промолвил Боец. Тут последовала небольшая пауза, во время которой Жорж положил сигарету между губ и поджег ее. Положил зажигалку на подоконник, зажал сигарету между двух пальцев, выдохнул дым в окно, подальше от мальчишки, продолжил: - Чтобы мне было спокойнее, я постараюсь большую часть времени находиться рядом. Тебе придется с этим смириться, - по бледным резким тонким губам скользнуло какое-то подобие усмешки. – Но, во-первых. Тебе придется проявить некую самостоятельность, например, мыть за собой посуду. Начнем с этого, а там посмотрим, - снова едва уловимая усмешка – и Жорж снова затянулся сигаретой. Выдохнув дым, Чандлер продолжил: - Затем несколько правил. Я уже сказал, что буду большую часть времени находиться рядом, но, пожалуйста, - стекла очков как-то нехорошо блеснули. – Постарайся не мешать мне, если я работаю.
Ох, чует мое сердце, что слова эти – как об стенку горох… - Проворчал Чандлер мысленно, отточенным движением поправляя очки и вновь затягиваясь. – Ну, не сможет такой мальчишка долго сидеть на месте, ни под каким видом. Но попытаться стоило, - о подвижности Алоиса свидетельствовали его маленькие руки, ни секунды не желающие лежать на месте. А еще – любопытные глаза. Вздохнув, Боец слегка оттянул перчатку с запястья, погасил сигарету о его внутреннюю сторону и тут же резко собрал жгучую боль в одну яркую пламенную точку – и погасил. Удовлетворенно улыбнулся одними глазами и, положив окурок в пепельницу, кивнул Алоису.
- Спрашивай.
