Микото резко вздохнул, когда нить, что сжимали, даже во сне, его пальцы, растаяла, и на выдохе у него вырвался несколько жалобный, болезненный стон. Казалось, что каждый нерв в его теле кричал, о том, как это обидно и больно, когда ты (пусть и неосознанно) полностью открылся кому-то навстречу, подпитал своей энергией чужие резервы, разделил чужое отчаяние, а в ответ эту Связь, которая держала тебя здесь, рвут настолько варварским способом... В общем, молодой человек, спрятав лицо в руках и толком не осознавая, что происходит, пытался совладать с бурей эмоций и болезненных ощущений, которая буквально сотрясала его - такого неопытного в общении с настоящим Бойцом. Возможно, он не был бы столь не подготовлен, если бы сенсей озаботился предоставить ему хоть какой-то опыт. Но даже он выводил его из системы сам, не рвал искусственные нити. Сейчас Ютака оказался совершенно незащищен.
Прошло минута или две, но юноше показалось, что вечность промелькнула перед его глазам, прежде чем он, щурясь, открыл их.
Сейчас Система потеряла для него все свое восхитительное великолепие, но не из-за смены декораций. Буйство стихии, вкупе с буйством человеческих эмоций, штурмующие его ранее не шли ни в какое сравнение с этим бледным зрительным образом.
Ему казалось, что он смотрит в небо через декоративное зеленое стеклышко, хотя облака и бежали слишком быстро для этого. Его тело парило и чуть склонив голову, юноша мог разглядеть рукав Шики и кончик веера, то и дела совершающий одной Энми известные движения, очевидно, в попытке удержать его на весу.
Боль никуда не ушла, как он надеялся, но она притупилась, пульсирующим огнем подкрадываясь к его сердцу. Его общее эмоциональное состояние можно было бы обозвать полнейшим раздраем, потому как на месте, где его "душа" или "сила" соприкасалась с той нитью, зияла глубокая рана. Микото казалось, что протянув руку он может даже потрогать ее рваные кая. Она беспрерывно кровоточила и Ютака то и дело непроизвольно сглатывал - ему казалось, что вот-вот он обязан ощутить на языке знакомый многим металлический привкус.
А его уши улавливали голос ребенка, а ее интонации настораживали его, не смотря на собственные "мелкие неурядицы".
И чем больше он слушал, тем больше его досада по отношению к этому ребенку перетекала в злость, но не столько на нее саму, сколько на всю ситуацию и сегодняшние неприятности в целом.
Ему в лицо неслись холодные капли, но они ничуть не остудили горячность, которая так редко находила свой выход, что его слова в противовес обычной мягкости его голоса могли буквально обжечь чужой слух.
- А ты мне показалась такой сильной в самом начале, но теперь, я, кажется, понял, что это далеко не так. Скрыться в системе, забыть обо всем, что тревожит тебя, закрыться, спрятаться от памяти, переживаний и жизни, которую ты, оказалось, не ценишь и вовсе. Ни свою, ни чужую.- Его голос, хоть и звенел от боли, циркулирующей, казалось, по веном вслед за кровью, но сейчас он звучал как никогда по-мужски властно и резко. - Ты готова сдаться на полдороге, но ты не понимаешь, что боль со временем может пройти или ты просто ее переборешь, а жизнь, которую ты отдашь этой сказке останется здесь же навсегда. Твои сестры погибли, насколько я понял, и хоть ты и будешь здесь, то их уже не вернуть. Их души далеко, но они видят тебя, и ты думаешь, они будут счастливы такой "памяти" об их жизни, как потеря дорого и горячо любимого человека? Они будут несчастны, что умер еще кто-то, что Жертва не только забрала Бойца вслед за собой, но и младшую сестренку. Твоя мать может не выдержать горя, твой отец будет разочарован как минимум. Твоя душа погаснет. Величайшее сокровище, что есть у каждого из нас - это жизнь, а ты тальком еще не пожив отвергаешь ее как ничего не стоящий хлам, не нужный, не востребованный. Это отвратительно.
Его собственные родители были все еще живы, а любимый брат - всегда рядом, готовый подставить плечо и не дать оступиться. У нее все еще могут быть близкие и любимые люди, приятные воспоминания, новый опыт. Но она отвергает это, ведь раствориться в системе добровольно - значит совершить самоубийство.
"И утянуть меня вслед за собой..." - проскользнула ленивая мысль, не окрасившаяся столь же яркими оттенками чувств как пламенная речь до этого. Он все смотрел и смотрел на это глубокое небо, боясь даже предположить, как отреагирует Юджи, когда найдет в спальне брата такой неприятный сюрприз.
"Боже, оно не слабеет. Когда же утихнет?" - боль на его лице можно было с легкостью прочитать, но дыхание он выровнял, свыкнувшись с этими чувствами, поселившимися внутри, словно плотоядный паразит. Серые глаза приобрели зеленоватый оттенок, как и облака в вышине, а все эмоции и переживания залегли в скорбной складочке между его бровей. Те были вздернуты, отчего его речь стала еще более чуждой ему из-за такого по-детски беззащитного выражения лица.
Он слизнул холодные капли с губ и прикрыл глаза.
"Делай, что хочешь..." - он шмыгнул носом ("ну вот, снова насморк!"). – «Мне уже все равно...»
